Пособие адресовано студентам высших учебных заведений, практи­ческим работникам культурно-досуговой сферы, педагогам-воспитателям. Удк 791. 45 icon

Пособие адресовано студентам высших учебных заведений, практи­ческим работникам культурно-досуговой сферы, педагогам-воспитателям. Удк 791. 45



Смотрите также:
1   2   3   4   5   6
§ 3. Пластический строй фильма: искусство кинооператора

Роль кинооператора в создании картины столь важна, что требу­ет отдельного рассмотрения. Без оператора фильма нет. В лучшем случае есть некое представление, разыгранное в соответствии со сценарием в созданной художником предметно-декоративной среде. Это может стать фильмом только будучи запечатленным на пленке.; Вот почему профессия кинооператора - самая специфическая из всех кинематографических профессий.

В ее основе - искусство фотографии. Кино, можно сказать, вы­росло из художественной, творческой фотографии, вскормлено ее эстетикой. Через фотографию кинематограф освоил бесценный опыт и традиции старших изобразительных искусств (живописи, графики) в решении композиционных, светотональных и колористических за­дач, одновременно открывая собственные выразительные возможно­сти и развивая оригинальный образный язык.

Арсенал средств, которыми пользуется кинооператор, можно разделить на технические и художественные. К техническим отно­сятся кинокамера, оптика (объективы и насадки на них), штативы, операторские тележки и краны, осветительные приборы, пиротехни­ческие материалы, различные способы химической обработки плен­ки с целью получения необходимых визуальных эффектов и так да­лее, к художественным - композиция, свет, тон, цвет, колорит. Меж­ду ними теснейшая взаимосвязь: технические средства позволяю решать разнообразные художественные задачи, а художественные стимулируют развитие технических средств.

Сегодняшний кинематограф обладает сложнейшими кинотехнологиями, включая электронику, компьютерную графику. Правда востребованы они прежде всего аттракционными, трюковыми, зрелищными

60

жанрами кино, хотя постепенно, не без сопротивления, их начинает осваивать и высокохудожественный кинематограф.

Рассмотрим основные изобразительно-выразительные средства, которые находятся в распоряжении кинооператора. Из них, собст­венно говоря, и складывается то, что обычно называют языком кине­матографа. Зрителю нужно уметь "читать" на этом языке, постигая смысл кинематографических высказываний.

Начнем с понятия кадр, которое в кино употребляется в сле­дующих значениях: 1) фрагмент фильма, снятый непрерывно, без остановки камеры; 2) одна отдельно взятая картинка на кинопленке -кадрик (фотография в журнале или книге называется "кадром из фильма").

Под композицией кадра подразумевается его построение, раз­мещение и взаимосвязь отдельных элементов в его пространстве. Сразу же отметим, что композицию нельзя сводить к формальной задаче декоративной организации изображения. Форма, как известно, содержательна, поэтому композиционное решение кадра способству­ет реализации прежде всего смысловых задач. Это относится ко всем элементам киноязыка, с помощью которых формируются художест­венные образы фильма.

В композиции кадра кинематограф действительно многое по­черпнул у изобразительных искусств, включая художественную фо­тографию. Многие приемы композиции - план, ракурс, характер пер­спективы - являются для этих искусств общими. Но в традиционном изобразительном искусстве композиция носит замкнутый, самодос­таточный, завершенный и статичный характер. В кино же кадр нико­гда не бывает автономным. Во-первых, его содержание связано с пространством за рамкой кадра, пространством, которое в следую­щее мгновение может стать объектом изображения; во-вторых, он связан с предшествующим и последующим кадрами и, наконец, ком­позиция кадра в кино носит динамический, постоянно изменяющий­ся характер.

В построении кадра в современном кино можно отметить два стилевых направления: 1) "живописные", "картинные" композиции -продуманные, тщательно организованные, строгие, когда в кадре нет ничего случайного; 2) документально-репортажные композиции -

нарочито невыстроенные, отражающие спонтанное развитие событий, запечатлевающие "жизнь врасплох".

61

Важнейшим композиционным средством в кино является точка съемки, точнее, точка установки кинокамеры относительно объекту съемки как по горизонтали (план), так и вертикали (ракурс).

План определяется расстоянием от объектива до объекта съемки и соответственно масштабом последнего на экране. Выделяются еле. дующие разновидности планов: дальний, общий, средний, крупный, сверхкрупный (детальный).

^ Дальний план характеризуется большой глубиной охваченного объективом пространства. Чаще всего это какой-либо ландшафт, на котором крошечные фигурки сливаются в единую массу. Общий план также позволяет целостно передать среду действия, массовые сцены. Люди на общем плане сняты в полный рост. Средний план более детально передает обстановку, интерьер. Человек или несколь­ко действующих лиц на среднем плане видны по пояс, а на так назы­ваемом "американском плане" - по колени. На среднем плане хорошо различимы мимика и жестикуляция персонажей, их взаимодействие. На крупном плане можно почти во весь экран увидеть лицо челове­ка, крупный план позволяет передать мельчайшие переживания ге­роя, нюансы его мимики, выражение глаз. А сверхкрупный план де­монстрирует лишь часть лица, скажем, глаза персонажа. Еще его на­зывают детальным: камера выхватывает какой-то небольшой пред­мет (или его часть) и показывает его так, что он занимает весь экран, и тем самым привлекает к нему внимание, позволяя разглядеть во всех подробностях или наделяя особым, иногда символическим зна­чением.

На экране происходит постоянная смена планов - это один из oс- новных способов построения киноповествования. Однако ни один из элементов киноязыка нельзя сводить к чисто формальному приему, используемому для визуального разнообразия. Сказанное относится и к смене планов. Примером того, какую важную смысловую нагрузку могут нести планы разной крупности, точнее их последовательней чередование, служит финальная сцена фильма Л. Шепитько "Восхо­ждение" (оператор В. Чухнов). После крупного плана Рыбака, бук­вально раздавленного своим участием в казни Сотникова и по-собачьи воющего во дворе фашистской комендатуры, глядя на широ­ко раскрытые ворота, камера "наезжает" на них, и зрителю открыва­ется дальний план: лес, заснеженное поле, церквушка на склоне холма - это образ Родины, теперь навсегда утраченной предателем.

62

Крупность изображения диктуется драматургией: в разговорных фильмах с камерным, психологическим сюжетом доминируют сред­ние и крупные планы ("Двенадцать разгневанных мужчин" С. Люмета, "Осенняя соната" И. Бергмана), а эпические, масштабные кинопо­лотна чаще используют общие и даже дальние планы - можно вспомнить батальные сцены в экранизации "Войны и мира" (режис­сер С. Бондарчук).

Ракурс - это точка зрения по вертикали: взгляд на объект сверху или снизу. Ракурс на уровне глаз человеческого лица остается для зрителя незаметным и никакой дополнительной информации не со­держит, а вот так называемый острый ракурс - нижний или верхний -благодаря перспективной деформации объекта съемки и в силу неко­торых психологических закономерностей восприятия придает этому объекту определенное значение, выражает к нему то или иное отно­шение.

Во-первых, ракурс является одним из способов создания физиче­ской или психологической характеристики персонажа. Нижний ра­курс укрупняет фигуру человека, сообщает ему в зависимости от об­стоятельств монументальность, величественность, героическую зна­чительность или вельможную надменность. Не случайно в фильме С. Эйзенштейна "Александр Невский", чтобы подчеркнуть богатыр­скую стать героев столь часто использовался нижний ракурс. А верхний, то есть съемка сверху вниз, изменяет пропорции в противо­положную сторону и создает эффект придавленности, приниженно­сти, удрученности персонажа. Классический пример - Ниловна в фильме В. Пудовкина "Мать". В начале фильма верхний ракурс под­черкивал ее рабскую затравленность и униженность, в финале же картины смена ракурса стала визуальным аналогом ее эволюции. Взгляд снизу придал ее облику возвышенное, пафосно-героическое выражение.

Во-вторых, ракурс может отражать точку зрения самого героя, его пространственное положение. Это способствует большей вовле­ченности зрителя в экранные события и лучшему их пониманию, а также обогащает изображение дополнительными значениями. В фильме Е. Кавалеровича "Поезд" акцентированная смена верхнего и нижнего ракурсов, отражая пространственные позиции героев - муж­чины и женщины, находящихся в ограниченном пространстве купе, точки восприятия ими друг друга, подчеркивает камерность дейст-

63

вия, интимность складывающихся между героями отношений. Таким образом, оставаясь композиционным приемом, ракурс обеспечивавает решение содержательных художественных задач.

Нередко ракурс выполняет одновременно несколько функций. Например, в фильме Л. Шепитько "Восхождение" в сцене казни че-редование нижнего и верхнего ракурсов не только характеризует пространственное положение Сотникова и Рыбака, но и служит их моральной оценке. Сотникова, стоящего на колоде с петлей на шее зритель видит глазами скорчившегося внизу Рыбака, глазами дере­венских жителей, согнанных на место казни. Нижний ракурс подчер-кивает его героическое величие, нравственное превосходство над палачами. А жалкий, ползающий на коленях Рыбак показан сверху, каким его видит Сотников, что еще больше усиливает впечатление его человеческого ничтожества.

Отражая субъективную точку зрения персонажа, ракурс спосо­бен передать его эмоциональное состояние. Так, например, завалив­шаяся набок камера и нижний ракурс в фильме К. Кесьлевского "Двойная жизнь Вероники" позволяют зрителю увидеть и почувство­вать то, что видит и переживает героиня во время внезапного сер­дечного приступа: приближающаяся мрачная фигура мужчины в черном воспринимается как угроза, как зловещее предзнаменование.

Наконец, ракурс может выражать авторскую точку зрения на событие, его трактовку. Вспомним всех потрясший эпизод из "Бал­лады о солдате": за молоденьким бойцом Алешей Скворцовым охо­тится немецкий танк. Тяжелая ревущая машина преследует убегаю­щего солдата. Камера поворачивается ей вслед и вдруг мы видим на экране перевернутый кадр, с удаляющимся в верхней его части пере­вернутым танком. Что это как не авторская метафора войны - ненор­мального, "перевернутого" мира, в котором огромные стальные ма­шины гоняются за мальчишками в солдатском обмундировании, что­бы их раздавить, уничтожить?

Конечно, ракурс далеко не всегда несет столь важную смысло­вую нагрузку, чаще всего его функция ограничивается пространств венной ориентацией зрителя, выбором наиболее удобной для обзора или передачи динамики происходящего позиции. Отметим, что по­стоянная смена точек зрения характерна и органична для современ­ной жизни. Даже обычная поездка в метро сопровождается многократной сменой ракурсов: человек спускается вниз по эскалатору -

64

верхний ракурс, поднимается вверх - нижний, обернулся, посмотрел вниз - опять верхний и так далее.

Острые, необычные ракурсы - это сильнодействующее экспрес­сивное средство, поэтому их выбор должен быть художественно мо­тивирован, чтобы не создавать впечатления претенциозности и визу­ального сумбура.

Скажем, в фильме П. Уира "Шоу Трумена" обилие самых неве­роятных ракурсов отражает точку зрения вездесущего телевидения, ведущего прямой репортаж о жизни героя и следящего за ним с по­мощью пяти тысяч камер двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Объективы замаскированы, спрятаны, скрыты в абсолютно непредсказуемых местах, вплоть до пуговиц на пиджаках.

В кино встречаются самые неожиданные и казалось бы малооп­равданные ракурсы: взгляд с высоты птичьего полета или из-под ко­лес несущегося поезда. Они могут выполнять преимущественно про­странственно-ориентирующую функцию, но могут нести и достаточ­но весомую смысловую, метафорическую нагрузку. В финале "Ро­манса о влюбленных" А. Михалкова-Кончаловского герой подходит к окну, и вдруг ему открывается земное пространство, снятое, судя по всему, из иллюминатора самолета. Такое впечатление, что его дом поднялся под облака. Это взгляд воспарившего, преодолевшего зем­ное притяжение благодаря вновь обретенной способности любить человека.

Еще одно важное в современном кино средство композиции -движение камеры. Как уже говорилось, композиция кинокадра но­сит динамический характер: во-первых, изменения, перемещения происходят в самом кадре, даже если точка съемки не меняется, во-вторых, содержание кадра, его композиция претерпевают изменения в результате движения камеры. Речь идет о так называемой съемке с Движения.

На заре кинематографа камера была неподвижно установлена на Штативе и запечатлевала то, что находилось непосредственно перед объективом. Актеры "входили" в кадр и "выходили" из кадра. Потом камеру установили на тележку, еще позже на специальный оператор­ский кран и, наконец, камеру вообще сняли со штатива и стали сни­мать с рук. Движение камеры стало имитировать взгляд или зрителя, Следящего за событиями, или персонажа, участвующего в них.

65

Существует несколько видов движения камеры: панорама, наезд, отъезд, проезд (динамическое панорамирование). Панорама подра- зумевает перемещение камеры по горизонтали или вертикали. По­добно тому как мы поворачиваем или поднимаем (опускаем) голову, стремясь расширить пространство обзора, поворачивается или под- нимается (опускается) камера. Целью панорамы может быть уясне­ние места действия (природный или городской ландшафт, интерьер помещения), знакомство с участниками эпизода (панорама по фигу­рам и лицам). По сути дела, это способ визуального рассказа, вводя­щего зрителя в мир фильма. Вот как описывает экспозицию фильма А. Хичкока "Окно во двор", созданную при помощи панорамы, кино- режиссер Ф. Трюффо: "Мы начинаем с сонного двора, потом перехо- дим на покрытое потом лицо Джеймса Стюарта, затем на его ногу в гипсе и стол, где лежат разбитый фотоаппарат и стопка журналов, a затем на стену, где висят фотографии переворачивающихся гоноч- ных автомобилей. Благодаря первому движению камеры мы узнаем, где мы находимся, кто этот человек, какова его профессия и что с ним произошло [46, с. 128].

Панорамировать можно движущийся объект, - камера буквально следит за ним, повторяя траекторию его перемещения. Панорама может соответствовать направлению зрения героя фильма, фиксируя то, что он видит, при этом характер движения камеры - спокойное, плавное или резкое, рывкрм - способен передавать его эмоциональ- ное состояние. В фильме П. Леконта "Мсье Ир" вертикальная сверху вниз панорама по окнам дома отражает взгляд падающего с крыши героя. У одного из окон, за которым стоит безответно любимая им женщина, движение камеры на мгновенье замедляется: мсье Ир как бы преодолевает силу земного притяжения ради этого последнего, прощального взгляда на Алис.

Камера может перемещаться не только влево-вправо или вверх- вниз, но и вперед и назад, что соответственно называется наездом и отъездом. Она может приближаться к герою, переходя от общего плана к среднему и крупному, и наоборот, удаляться от него, перехо- дя с крупного, портретного плана на средний и общий, запечатле- вающий героя в окружающей среде. Движение камеры может быть семантически нейтральным, скажем, вслед за персонажем, чтобы не потерять его из поля зрения, а может нести важную смысловую или эмоциональную нагрузку, отражать психическое состояние героя.

вспомним стремительное, скачущее движение камеры С. Урусевско-го в фильме "Летят журавли", снятые с рук мелькающие деревья, прутья ограды, передающие душевное смятение бегущей по улице Вероники. Или хрестоматийные кадры из этого же фильма: кружа­щиеся верхушки берез - последнее, что отпечаталось в сознании смертельно раненого Бориса.

То, что стали называть "субъективной кинокамерой", позволило не только передать физическую точку зрения героя фильма, но и от­разить его психологию, его взгляд на мир. Кроме того "субъективная камера" особым образом направила зрительское восприятие. Зритель увидел и почувствовал то же, что и герой. Он теперь не просто ему сопереживал, но отождествляя себя с ним проживал часть его жизни. Статичная громоздкая кинокамера на штативе ставила зрителя в по­зицию свидетеля, стороннего наблюдателя. Субъективная же дина­мичная камера вовлекала его в происходящие события, создавала иллюзию соучастия в них.

Характер и художественное качество экранного изображения в огромной мере зависят от оптики - важнейшего средства кинемато­графической выразительности. Оптика способствует решению цело­го комплекса художественных задач: композиционных, визуальных, ритмических. В распоряжении кинооператора целый арсенал оптиче­ских средств - объективов, светофильтров, с помощью которых он добивается необходимого изобразительного и эстетического эффекта.

Оптика может приблизить далекое и отодвинуть вдаль близкое, дать резкое изображение объектов первого плана и размытое дальне­го или наоборот, а также дать оба плана - близкий и дальний - в фо­кусе, что позволяет передать порой весьма сложное взаимодействие между ними. А главное - оптика способна придать объектам съемки образное значение, выразительность, не присущие им самим по себе.

Так, например, широкоугольный (короткофокусный) объектив в состоянии охватить большое пространство, создавая разномасштаб­ные глубинные композиции при хорошо передаваемой резкости как переднего, так и дальнего плана. При съемке с близкого расстояния Широкоугольная оптика деформирует объект, делая те его части, что ближе к объективу, непропорционально большими по отношению к остальным. Скажем, человек, снятый фронтально, протянул вперед руку, и она сделалась на экране огромной по сравнению с его лицом фигурой.


66

67

Широкоугольная оптика создает иллюзию ускорения реального движения, увеличивает его динамику, темп: герой мгновенно выдви­гается из глубины кадра вперед и столь же стремительно удаляется от камеры, трансформируя в последнем случае крупный план в общий.

Для узкоугольного (длиннофокусного) объектива, напротив, ха­рактерна очень маленькая глубина резкости. В фокусе оказывается только передний план, а фон нечеток, размыт. Пространство, ока­завшееся в секторе обзора, настолько "спрессовывается", что мас­штабные различия объектов переднего и дальнего планов малоощу­тимы. Эта особенность создает на экране эффект замедления движе­ния далеких объектов: человек бежит "на объектив", не приближаясь и не увеличиваясь в размере.

Мягкорисующие объективы придают изображению расплывча­тость ("мягкий фокус"), приглушают детали, способствуют более тонкой проработке соотношения света и тени. Светофильтры позво­ляют "подправлять" натурные условия, варьировать светотональное решение, например изменять тональность неба, тщательно прорисо­вывать облака и так далее.

Роль оптики, подчеркнем это, не ограничивается композицион­но-визуальными задачами. С ее помощью к объектам съемки фор­мируется то или иное отношение, они предстают на экране как ре­зультат операторской трактовки. Их оптическая деформация мо­жет явиться способом передачи субъективных видений автора или персонажа, особенностей мировосприятия или состояния последних.

Особую роль среди выразительных средств кинематографа игра- ет свет. Кинокадр - это, по сути дела, определенная комбинация светлых и темных пятен. Не случайно кино называют искусство светотени. Ф. Феллини определял специфику кино как способ выра- зить что-либо прежде всего светом, подтверждая сказанное каждые своим фильмом.

Задача оператора - найти такое сочетание различных источником света (естественных и искусственных), которое обеспечит достиже- ние на экране необходимого художественного впечатления. Предла­гая то или иное светотональное решение, оператор, во-первых, ком­понует кадр: выстраивает его пространство, выявляет особенности формы и фактуры снимаемых объектов, при этом что-то выделяет подчеркивает, усиливает, а что-то, напротив, скрадывает, смягчает, во-вторых, сообщает экранному изображению требуемую эмоцио-

68

нальную выразительность, создает атмосферу, настроение эпизода в целом. Так, например, мрачная, тревожная обстановка создается до­минированием темных тонов, обилием падающих густых теней, а радостное настроение, ощущение безмятежности передаются светлой тональностью, отсутствием контрастов, можно сказать "просветлен­ностью" изображения.

Кинорежиссер И. Квирикадзе как-то рассказывал о своих долгое время безуспешных поисках оператора для фильма "Пловец". Ему нужен был человек, который сумел бы создать в кадре освещение, "как у Вермеера". Имелся в виду великий голландский художник Ян Вермеер Дельфтский и характерный для его полотен солнечный свет из окна, заполняющий всю комнату и образующий богатейшую игру бликов, мягких полутеней и рефлексов. И пока режиссер не нашел подобного оператора, он не мог приступить к съемкам, - настолько принципиально было для него именно такое, а не иное образное ре­шение фильма.

Велика роль света в характеристике киноперсонажей, передаче их душевных состояний. В этом может легко убедиться каждый, ос­вещая свое лицо у зеркала с помощью свечи, перемещая ее в разных направлениях (сверху вниз, справа налево, вперед-назад) и наблюдая за метаморфозами его выражения от нейтрально-спокойного до об­реченно-трагического. Свет является в данном случае помощником актера, как бы "подыгрывая" ему, вызывая у зрителя определенное эмоциональное отношение к персонажу. Умело подобранное осве­щение может сделать лицо исполнителя и восторженно-романтичес­ким, и зловеще-уродливым.

Понятно, что особое значение светотональное решение имеет в черно-белом кино. Темная или светлая тональность, характер то­нальных переходов - мягкий или резкий, контрастный - создают на­строение, драматическое напряжение, графическую выразительность кадра. Вспомним возвышенный строй "пути на Голгофу" - одного из финальных эпизодов "Восхождения" (оператор В. Чухнов), его стро­гую, лаконичную графику, в основе которой контраст почти верти­кально уходящей вверх снежной дороги и поднимающихся по ней Темных фигурок.

Столь же драматично противопоставление в рамках черно-белого киноповествования темных, мрачных по тональности военных сцен и светлых кадров снов-воспоминаний о довоенной безоб-

69

лачно-счастливой жизни в картине А. Тарковского "Иваново детст­во" (оператор В. Юсов). В этом контрасте детской душевной чисто-ты, просветленности детских фантазий с теми злом и мраком, кото­рые породила война, материализовалась авторская позиция, опреде­ляющая содержание фильма в целом.

В наши дни черно-белое кино - это, фактически, один из вариан­тов цветового решения картины. В то же время подавляющее боль­шинство фильмов сегодня снимается в цвете. Они весьма и весьма существенно различаются по той роли, которую цвет играет в систе­ме выразительных средств. Есть фильмы, которые станут, покажи их на черно-белом телеэкране, не только эстетически беднее, но и в со­держательном плане редуцируются до уровня фабулы, утратят важ­ные смысловые обертоны. Хотя иные киноленты, где все дело в за­нимательном сюжете, лиши их цвета, мало что потеряют, так как цвет выполняет в них, по сути, роль раскраски.

Бесспорно, цвет способствует более полному воспроизведению на экране чувственного богатства мира. Его информационная функ­ция заключается в передаче тех особенностей внешнего облика объ­ектов съемки, которые "пропадают" в черно-белом изображении. Цвет является средством характеристики природной среды, места действия, времени года и суток, одежды персонажей. Но помимо это­го он имеет и самодавлеющее значение. Психофизиологический эф­фект воздействия цвета заключается в том, что многокрасочная цве­товая палитра радует глаз. Кино должно быть ярким и красивым зрелищем - такова точка зрения массового зрителя, который не лю­бит черно-белые фильмы. Для него эталоном являются видовые ки- ноленты, иллюстрированные журналы, цветные фотографии на вы- сококачественной пленке. В таком случае экранное изображений приравнивается к дизайну и воспринимается не по законам киноис­кусства, а по законам дизайна.

Вот почему, видя в цвете многообещающее средство художеств венной выразительности и при этом тонко чувствуя смысловые от­тенки слов, С. Эйзенштейн попытался узаконить понятие "цветовое кино", противопоставляя его общепринятому "цветное". Свой черно-белый фильм "Иван Грозный" (первая серия) С. Эйзенштейн считал цветовым, уточняя, что он решен в "сокращенной" черно-серо-белой цветовой гамме. Такой подход способствует более глубокому пони-

70

манию роли цвета в кино, когда она не сводится к его информатив­ным, зрелищно-видовым функциям.

В условиях тотального цветного кино новый, в наши дни снятый черно-белый фильм есть результат принципиального выбора - это художественное решение, определяющее стилистику картины, ее эс­тетику, а в каких-то случаях и этику. Уже сам факт съемки черно-белого фильма о войне или первом послевоенном времени является обязательством документальной достоверности, неприкрашенной правды, изобразительного аскетизма. Названные качества отличают такие, например, картины, как "Двадцать дней без войны".А. Герма­на, "Корчак" А. Вайды, "Замри - умри - воскресни" В. Каневского. Понятно, что обращение к черно-белой пленке не исчерпывается только стилистическими задачами, их диапазон гораздо шире. Более того, такое обращение может иметь многослойную художественную мотивацию.

Цветовое решение фильма Л. Шепитько "Восхождение", снятого по повести В. Быкова "Сотников", - не только стилевая примета. Это, как отмечает критик Е. Стишова, "образ максималистского разделе­ния духовного пространства фильма на контрасты, на белое и черное. В двухцветной гамме фильма дублируется излюбленная мысль Васи-ля Быкова о невозможности третьего пути для личности, когда на­ступает час выбора. Тем самым подчеркивается программный отказ режиссера - вслед за Быковым - от полутонов, от смягчающих об­стоятельств, от привходящих моментов, которые могут только сма­зать жесткую определенность нравственной коллизии - умереть с честью или жить в бесчестье" [38, с. 30-31].

В произведении киноискусства цвет выполняет сложнейшие дра­матургические, композиционные, смысловые задачи. Колорит, цвето­вая динамика, красочные акценты помогают четче выявить автор­скую мысль, отношение к происходящему, создают эмоциональное напряжение, атмосферу действия, характеризуют психологическое состояние героев.

Драматургические возможности цвета блистательно реализова­ны режиссером С. Параджановым и оператором Ю. Ильенко в "Те­нях забытых предков": мрачный черно-белый фрагмент в середине картины отражает душевное состояние Ивана, когда после смерти Марички вмиг погасли для него все краски мира. Подобным же обра­ти была решена вторая часть фильма "Романс о влюбленных" (ре-

71

жиссер А. Михалков-Кончаловский, оператор Л. Пааташвили): чер­но-бело-серое, даже скорее просто серое изображение явилось зри­мым выражением приземленное™, обыденности повседневного су­ществования героя - "без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви".

( А теперь вспомним ошеломляющее, подобное удару, появление цвета в эпилоге "Андрея Рублева" А. Тарковского. Вот как об этом пишет критик Л. Аннинский: "После черно-белой, мучительной, поч­ти безблагодатной, полной насилия и дури, беспросветной реально­сти - этот полет, звон кармина и золота, мелодия зелени и сини, ли­вень красок, очищающий гром Спаса, певучие линии «Троицы». Фрески и иконы Рублева, как бы павшие на эту жизнь из солнечной бездны. Это воспринимается как чудо, как раздирание завес, и именно затем, чтобы это чудо не «рождалось из» и не «следовало по», а взры­валось, ослепляло, - и нужна была Тарковскому долгая катакомбная преджизнь, где люди втаптывали друг друга в грязь" [2, с. 80].

Найденное А. Тарковским и оператором В. Юсовым цветов; решение фильма сообщало его финальным кадрам значение смыслового и эмоционального итога и последовательно вело к катарсису состоянию внутреннего очищения и душевного просветления.

От точно найденного цветового решения зависит восприятие как отдельной сцены, так и фильма в целом. Колорит, то есть общий характер сочетания цветов в многокрасочном произведении искусст­ва, имеет в фильме, снятом в цвете, значение аналогичное тому, ка­кое имеет тон (светлая или темная тональность) в черно-белом. Хо­лодная или теплая колористическая гамма оказывает на зрителя эмоциональное воздействие уже на уровне ощущений, помогая проник­нуться настроением героев, почувствовать атмосферу действия.

Доминирующий колорит запечатлевается в памяти зрителя как цветовой образ фильма: экспансия желтого во всех его оттенках - это "Фараон" Е. Кавалеровича; серо-холодное, словно выцветшее, про­странство индустриального пейзажа - "Красная пустыня" М. Анто-ниони; многоцветная палитра восточного ковра - "Ашик-Кериб" С. Параджанова.

Однако не только общий колорит, но и отдельные цветовые ак­центы выполняют свои художественно-выразительные задачи в об­разной системе кинопроизведения. Повторяющиеся красочные мазки в фильме "Тени забытых предков": пурпур хоругви на фоне белого

снега, красные кони, поплывшие перед взором смертельно раненного отца Ивана, падающие на пол красные бусины и красный зонт Па-лагны, - как бы накопившись, заливают весь экран в снятой в крас­ных тонах сцене в корчме, где, как и отец, от удара гуцульским топо­риком погибает Иван.

В отличие от живописного полотна цвет в кино динамичен. Цве­товая гамма может неоднократно меняться в течение эпизода, не го­воря о фильме в целом. Поэтому А. Довженко считал, что цвет в ки­но ближе к музыке, чем к живописи: "Он - зрительная музыка". С помощью красок можно передать развитие чувств, смену настрое­ний, выявить конфликт и дать его визуальное разрешение, создать и снять эмоциональное напряжение.

Среди других операторских средств и приемов отметим измене­ние скорости съемки, обратную перемотку, то есть развитие на экра­не событий вспять, и стоп-кадр.

При изменении скорости (частоты) съемки темп движения на экране также изменяется. При ускоренной (рапидной) съемке - за­медляется, а при замедленной (цейтраферной) - ускоряется. Этот эф­фект объясняется тем, что за секунду оказывается отснято большее или меньшее, чем обычно, количество кадров, и таким образом за­фиксировано большее или меньшее количество фаз движения. А на экран кинопленка проецируется с постоянной скоростью - двадцать четыре кадра в секунду. Вот и получается, что чем более дробно за­печатлен какой-то процесс, тем медленнее он протекает на экране, и наоборот.

Прием ускорения движения широко используется в комедийных кинолентах, достаточно вспомнить короткометражку Л. Гайдая "Пес Барбос и необычный кросс". Он лежит в основе фильма Г. Реджо "Кояанискатси", передавая и, естественно, утрируя бешеный ритм жизни на нашей планете, суету и мельтешение людишек, занятых своими "полезными" делами и не замечающих, как они сами унич­тожают среду своего существования. В следующей картине ("Повак-катси") Г. Реджо добивается противоположного эффекта - замедле­ния движения - с помощью рапид-съемки.

Прием обратной перемотки запомнился в фильме Э. Климова "Иди и смотри" (оператор А. Родионов): мальчик-партизан Флёра, прошедший все круги ада на оккупированной фашистами белорус­ской земле, стреляет в портрет Гитлера. И вдруг хроника жизни фю-


72

73



рера начинает бешено крутиться в обратном направлении: 1943... 1941... 1940... 1938... 1934. Флёра стреляет и стреляет до тех пор пока на экране не появляется фотография обычной немецкой женщины с младенцем на руках. И мальчик застыл: он не может нажать курок, не может выстрелить в ребенка. Этот поседевший от горя и испыта­ний подросток остается человеком. Центральную мысль фильма, ме­тафорически выраженную в этой сцене, сформулировал один из его авторов - писатель Алесь Адамович: "Один шаг в сторону от жалости -это шаг в сторону фашизма".

Стоп-кадр - остановленное мгновение - используется достаточ­но часто: стоп-кадром может завершаться фильм, с его помощью можно зафиксировать момент наивысшего напряжения, стоп-кадром обрывается жизнь человека на экране и так далее.

Набор средств, которые имеются у кинооператора, достаточно широк, и он постоянно пополняется, расширяя его творческие воз­можности. Одновременно, благодаря техническому прогрессу, созда­ется основа для принципиально иных технологических решений. Се­годня в распоряжении съемочной группы помимо уже традиционных средств комбинированной съемки (здесь оператор работает в союзе с художниками, макетчиками, пиротехниками) находятся суперсовре­менная электронная техника, компьютерная графика, сложнейшие технологии, обеспечивающие самые невероятные спецэффекты. Вы- сокие технологии постепенно вытесняют штучное искусство опера­тора, художника, место последних занимают программисты.

Однако и десяток гигантских электронных Годзилл не смогут перевесить одного маленького Чарли из чаплинской "Золотой лихо- радки". В противоположность масскульту в арт-кино, то есть в кино, принадлежащем к категории искусства, ключевую роль по-прежнему будут играть авторская самобытность постановщиков, уникальность их дарования и творческой манеры, а это и есть те качества, которые отличают художника не только от ремесленника, но даже от крепко- го профессионала.

Главным же инструментом создания фильма останется, по край- ней мере в обозримом будущем, кинокамера, в честь которой извест­ный режиссер Сидни Люмет сложил, можно сказать, оду [23, с. 143-144]: 74

Она может камуфлировать неудачное актерское исполнение.

Улучшать хорошее.

Создавать настроение.

Создавать уродство.

Создавать красоту.

Вызывать восторг.

Выхватывать самое главное.

Останавливать время.

Изменять пространство.

Делать характеры более выпуклыми.

Описывать события.

Шутить.

Творить чудеса.

Она рассказывает истории!

Ясно, что камера делает это не сама, что всем перечисленным выше кинематограф обязан искусству кинооператора.

^ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

  1. Вартанов А. С. От фото до видео. М.: Искусство, 1996.

  2. Лотис Т. И. Искусство кинооператора. М.: Знание, 1979.

  3. Медынский С. Е. Компонуем кинокадр. М.: Искусство, 1992.

  4. Нечай О.Ф. Основы киноискусства. М.: Просвещение, 1989.

§ 4. Монтаж в кино

Особую роль в кинематографе играет монтаж. Это художествен­ное средство, которое с равным основанием может быть названо и методом, и принципом формирования образной системы фильма, во всяком случае, его значение в создании кинокартины столь велико, что к нему одному порой пытаются свести всю специфику кино как искусства.

Слово монтаж переводится с французского как сборка. На заре кинематографа монтаж действительно был не более чем технической процедурой сборки полученного в процессе съемки материала, то есть склейкой отдельных отснятых кусков в соответствии со сцена­рием в законченное произведение. Однако со временем открылись Потрясающие художественные возможности монтажа. Они были вы­явлены, гениально использованы и теоретически осмыслены класси-

75

ками мирового и отечественного кинематографа Д. У. Гриффитом, Л. Кулешовым, В. Пудовкиным, С. Эйзенштейном, что положило нача-ло качественно новому этапу становления кино как искусства.

Сегодня монтаж понимается как одна из сущностных особенно­стей кинематографа, а именно - как принцип и способ кинематогра­фического повествования и образного мышления. В последнем зна­чении монтаж не является прерогативой киноискусства, а выступает в качестве общеэстетического принципа. Другое дело, что как способ формирования, построения художественного образа он наиболее адекватен и специфичен именно для кинематографа.

Различают два вида монтажа: межкадровый и внутри кадровый. Первый еще Л. Кулешов определил как склейку отснятых кусков пленки в определенном, творчески найденном порядке. Он служит для решения разнообразных художественных задач. Так, например, можно выделить ряд монтажных приемов и форм построения пове­ствования. Среди них ведущим является линейно-хронологический, последовательный монтаж кадров, то есть безостановочно снятых кусков пленки, из которых складывается эпизод, сцена, фильм в це­лом. При этом монтажная смена планов и ракурсов способна придать изображению дополнительные смысловые оттенки, усилить его вы­разительность и динамичность. Целенаправленное изменение точек съемки обеспечивает зрителю оптимальную для ориентации в проис-|ходящем пространственную позицию. Если действие театрального; спектакля воспринимается с одного и того же жестко фиксированно­го места, то по отношению к событиям, разворачивающимся на ки- ноэкране, местоположение зрителя как бы постоянно меняется: толь­ко что он наблюдал за чем-то издалека (общий план), но вот уже ока­зывается в самой гуще событий, буквально заглядывая в глаза герою (крупный план), или вдруг мгновенно переместившись куда-то вверх, рассматривает происходящее с высоты десятого этажа.

Дискретный характер покадровой монтажной съемки не является помехой в том, чтобы рассказать о событии, не разрушая его целост­ности, пространственно-временной непрерывности, а лишь чередуя различные ракурсы и масштабы отображаемого. В принципе можно снять монтажно целый фильм, продолжительность которого будет равна времени воспроизводимого на экране реального действия - тем же полутора-двум часам. Но обычно в этот временной стандарт бывает нужно уложить сюжет, развертывающийся в течение недель,

месяцев, порой десятилетий. В биографическом фильме за девяносто минут перед зрителем проходит целая человеческая жизнь В этом случае монтажный способ повествования как бы уплотняет, спрессо­вывает экранное время. Фиксируя отдельные фрагменты события и оставляя остальные за кадром, за несколько минут можно показать на экране то, что в реальной жизни занимает несколько часов. Так, например, вовсе нет необходимости снимать спящего человека в те­чение всей ночи. Достаточно показать, как он ложится спать, потом дать какой-либо нейтральный план, так называемую монтажную пе­ребивку, и затем - кадр со звенящим будильником. В фильме "Моск­ва слезам не верит" с помощью такого приема удалось перескочить через полтора десятка лет, оставив за кадром тернистый путь герои­ни к жизненному, точнее, карьерному успеху.

Отметим и некоторые другие монтажные приемы построения киноповествования. Например, параллельный монтаж, который за­ключается в попеременном показе на экране событий, происходящих одновременно в разных местах. Ретроспективный монтаж (по анг­лийски flashback - обратный кадр) - возвращение вспять, монтажная врезка кадров, прерывающих повествование, чтобы вернуться к прошлому, воспоминание.

Монтаж как способ художественного мышления - это, по сути дела, смыслообразующий монтаж. В данном случае речь идет о ме­тоде выявления и раскрытия внутренних связей, существующих в реальной действительности, или произвольного установления таких связей с помощью сочетания различных кадров, что придает им не­кое новое, не содержащееся в каждом в отдельности значение.

Л. Кулешов утверждал, что искусство начинается с того момен­та, когда режиссер приступает к соединению и склейке различных кусков отснятой пленки. Он сочетает их в различных комбинациях, в различном порядке и получает в итоге монтажные фразы, наполнен­ные разным смыслом. Это убедительно проиллюстрировал В. Пудов­кин: "Ведь в самом деле, если мы имеем, например, три таких куска: на одном снято испуганное лицо, на другом - улыбающееся лицо, а на третьем - направленный на кого-то револьвер. Мы скомбинируем куски двумя разными способами. Предположим, в первом случае мы показываем сначала улыбающееся лицо, потом револьвер, потом ис­пуганное лицо; во втором случае, наоборот, - сначала испуганное


76

77

лицо, потом револьвер, потом улыбающееся. В первом случае получится трус, а во втором - храбрец" [32, т. 1, с. 182].

М. Ромм в книге "Беседы о кинорежиссуре" объясняет смысло-образующую роль монтажа и его закономерностей на следующем примере. Допустим, некий кинолюбитель снял будучи на даче сле­дующие четыре кадра:

  1. Худенький мальчик задумчиво смотрит куда-то.

  2. На ветке сидит птичка.

  3. Толстый человек, сидя за столом, с аппетитом ест котлеты.

  4. Лает собака, глядя наверх.

В том порядке, как они перечислены, эти кадры бессмысленны. Ме­жду собой они никак не связаны. Автор задается вопросом: нельзя ли придать этим кадрам смысл в монтаже? Он предлагает несколько вариантов их склейки. Все не то. Получилась, например, жанровая картинка: поет птичка, на нее лает собачка, за которой с любопытст­вом наблюдает мальчик, а толстяк добродушно ест котлеты. Но, увы, никакой мысли в этих четырех кадрах нет.

После различных комбинаций и перестановок кадров режиссер выдвигает еще один вариант, предлагая соединить кадры толстяка с котлетами и мальчика. Получается, что мальчик смотрит на толстяка, который ест. Возникает мысль о том, что мальчик не прочь бы отве­дать котлет и сам. Теперь режиссер предлагает разрезать пополам кадр с толстяком и кадр с мальчиком и смонтировать их в следующей последовательности: толстяк ест котлету, мальчик смотрит на него, толстяк хладнокровно продолжает есть котлету, мальчик, явно голодный, не отрывает глаз от котлеты, лает собака. По-видимому, это собака толстяка, ее хозяин человек равнодушный, а она отгоняет попрошайку.

И перед всем этим эпизодом режиссер ставит кадр птички, кото- рый вводит в место действия и придает всей сцене несколько иро- ничное звучание.

Соединяясь между собой, - поясняет режиссер, - кадры рождают как бы некоторую новую мысль. Мысли этой, может быть, даже не было в снятых кадрах - ее породило монтажное сопоставление. Когда кинолюбитель снимал толстяка, он вовсе не думал, что его родной отец, добродушный, хороший человек, обладающий завидным аппе­титом, послужит объектом довольно неприглядной картины равно-

душия. Его отец просто ел, но когда кадр аппетитно поедающего котлеты человека соединяется с кадром голодного мальчика, быть может, снятого в совсем другом месте (да и мальчик-то может быть вовсе не был голоден, а смотрел на игрушку или на ту же самую птичку), то возникает новое качество мысли: возникает идея неспра­ведливости, жестокости, равнодушия [35, с. 172-175].

То, о чем пишут В. Пудовкин и М. Ромм, есть проявление зако­номерности, установленной еще в период немого кино. Имеется в виду упоминавшийся ранее "эффект Кулешова".

В основе смыслообразующего монтажа может лежать ассоциа­тивный принцип сочетания кадров, рождая сложные образные по­строения поэтического, метафорического характера. В фильме "Анд­рей Рублев" есть сцена гибели "русского Икара" - неказистого му­жичка, дерзнувшего отправиться в полет на воздушном шаре. Шар падает. В кадре стремительно приближающаяся земля, сейчас будет удар, но все обрывается стоп-кадром и затемнением. Что будет дальше? Разорванный шар и искалеченное тело погибшего? Отнюдь не это. На экране медленно (снято рапидом) переворачивается через спину и скорбно замирает прекрасная в своей пластике лошадь. Монтажное столкновение столь разных и никак не связанных между собой кадров рождает новый и неожиданный смысл - метафориче­ский образ крушения возвышенного человеческого порыва.

Рассмотрим еще один вид монтажа, назовем его конструирую­щим. Имеется в виду конструирование с помощью монтажа из запе­чатленных на кинопленке фактов некой новой реальности. Это мо­жет быть событие, которого никогда в действительности как таково­го не было, но оно со всей очевидностью есть на экране, или место действия, или даже киноперсонаж. Так, комбинируя кадры, на кото­рых запечатлены актеры, подменяющие их каскадеры, макеты, пиро­технические эффекты, удается воссоздать на экране различного рода катастрофы, стихийные бедствия, фантастические явления - точнее, их иллюзию.

И вновь обратимся к творческому наследию Л. В. Кулешова, за­ложившего основы теории и практики киномонтажа. В своей книге 'Искусство кино" режиссер вспоминает: "Снимая «Проект инженера Прайта», мы были поставлены в некоторое затруднение: нам нужно было, чтобы действующие лица - отец и дочь - шли по полю и видели бы ферму, на которой держатся электрические провода. По техниче-


78

79

ским обстоятельствам мы не могли снять этого в одном месте. При­шлось отдельно снять ферму в одном месте, отдельно... идущих по лугу отца с дочерью в другом... сняли как они смотрят наверх, как говорят про ферму, как идут дальше. Снятую в другом месте ферму мы вставили в проход по лугу... Оказалось, что монтажом можно де­лать даже какую-то новую земную поверхность, которой нигде не существует: здесь на самом деле не ходили эти люди и здесь не было этой фермы, но в картине выходило, что люди идут и ферма нахо­дится перед их глазами" [21, с. 170-171].

В ряду экспериментальных этюдов Л. Кулешова есть "Творимая земная поверхность", где, соединив кадры, снятые в Москве и Ва­шингтоне, режиссер создал новый, абсолютно невероятный город, в котором памятник Гоголю на Пречистенском бульваре стоит напро­тив Капитолия. А в "Творимом человеке" женщина, сидящая перед зеркалом, сконструирована из кадров, на которых были сняты губы одной женщины, ноги - другой, спина - третьей, глаза - четвертой. "Сборные" персонажи встречаются в кино не так уж редко. Напри­мер, в картине "Психоз" в знаменитой сцене убийства в ванной ком­нате А. Хичкок смонтировал лицо актрисы Джанет Ли с обнаженным телом девушки-статистки.

Каскадеры, заменяющие в опасных сценах актеров, вносят свою лепту в создание образа киногероя, что также достигается с помо­щью монтажа соответствующих кадров.

Существует особый, монтажный метод работы с актером, в ос­нове которого лежат закономерности, открытые Л. Кулешовым, ко­гда он экспериментировал с крупным планом лица И. Мозжухина, о чем говорилось выше. Особенно важна роль этого метода при съемке непрофессионалов. В статье "Натурщик вместо актера" В. Пудовкин рассказывает, как в фильме "Потомок Чингиз-хана" ему нужна была толпа монголов, с восторгом смотрящая на драгоценный мех лисы. Режиссер пригласил китайского фокусника и снял лица монголов -непрофессиональных исполнителей, смотрящих на его чудеса. Когда же он склеил этот кусок с другим, где в руках продавца был мех, по­лучилось то, что нужно [32, т. 1, с. 183].

Работая с непрофессионалами, детьми, снимая сцены с живот­ными, режиссеру приходится быть изобретательным, добиваясь с помощью комбинации различных кадров необходимого эффекта, ил­люзии игры исполнителей. На самом деле играют зачастую вовсе не

они. За них "играет" режиссер, как, например, в рассказанном эпизо­де В. Пудовкин "сыграл" за монголов.

Еще одна важная функция монтажа - управление вниманием зри­теля, его эмоциями, формирование у него определенного психологичческого настроя. Так, с помощью быстрой смены коротких кадров может создаваться напряжение, состояние нервной взвинченности, тревоги, и напротив, длинные кадры устанавливают размеренный ритм, способствуют спокойному, даже созерцательному воспри­ятию.

Монтажными средствами мастерски пользовался А. Хичкок для создания своих "фирменных" саспенсов - состояний нарастающего напряженного ожидания. Часто они были связаны у него с чувством страха, ощущением надвигающейся опасности. Представим себе та­кую типично хичкоковскую сцену: герой один в полуосвещенной комнате. Вдруг он резко поворачивает голову (крупный план), к че­му-то встревожено прислушиваясь. Следующий кадр: в щели между дверью и полом появляется полоска света - его включили в соседней комнате. Затем опять-таки крупным планом показывается медленно поворачивающаяся дверная ручка - и зритель, невольно отождеств­ляющий себя с героем, замер, вжавшись в кресло. Ведь по настояще­му жутко не тогда, когда что-то ужасное мы уже увидели, самое страшное - предчувствие того, что вот-вот это должно случиться.

Перечислив художественные возможности межкадрового мон­тажа, разработанного еще мастерами немого кино, - экспрессивного, динамичного, виртуозно пластичного, укажем на его минусы, кото­рые являются обратной стороной его достоинств.

Начнем с того, что дискретный, покадровый метод съемки эпи­зода, сцены и последующая склейка отснятых (иногда в другое время и в другом месте) кусков в большей или меньшей мере разрушают естественность, самопроизвольность и непрерывность протекания Действия. Большие разговорные эпизоды, появившиеся в звуковом кино, противились расчленению и требовали непрерывности разви­тия событий, органичного и непосредственного взаимодействия пер­сонажей в кадре.

Отметим и то, что характерная для двадцатых годов абсолютиза­ция монтажа как метода воздействия на аудиторию, нередко приво­дила к прямолинейной заданности, дидактической навязчивости ки-нообразов. Этим грешили даже великие кинорежиссеры немого пе-


80

81

риода. Зрительская активность в таких случаях ограничивалась "правильным" прочтением режиссерского послания. Фактически зритель был лишен возможности самостоятельного осмысления и интерпретации экранных образов в их жизненной многозначности, противо­речивости и неисчерпаемости. Возникла потребность в иных, более тонких, опосредованных средствах раскрытия авторского замысла.

В истории киноискусства отчетливо прослеживается тенденция развития наряду с классическим монтажным методом более "мягко-го", незаметного, а главное не разрушающего естественного течения событий метода съемок. Речь идет о монтажном построении кинопо­вествования, но без склеек, то есть о внутрикадровом монтаже, суть которого заключается во внутреннем изменении содержания и композиции кадра, достигаемом без остановки камеры. Длинные кадры, снятые непрерывно, тем не менее не выглядят театрально ста­тичными, а обладают практически теми же достоинствами, что эпи­зоды, созданные с помощью традиционного, основанного на склей­ках монтажа, в частности динамичной сменой планов, ракурсов, ми­зансцен. Достигается это двумя путями: съемкой с движения и движением в самом кадре.

Движение камеры (горизонтальная или вертикальная панорама, перемещение вверх или вниз, наезд или отъезд), не разрушая течения сцены, изменяет содержание кадра и характер изображения. Причем в одних случаях камера движется медленно, плавно, а в других, ко­гда это необходимо, - стремительно и энергично. В то же время эф­фект "наезда-отъезда" может быть достигнут и без перемещения ки­нокамеры с помощью трансфокатора - оптического устройства, по­зволяющего благодаря перемене фокусного расстояния объектива изменять крупность снимаемых планов.

Другой способ внутрикадрового монтажа предполагает перемещения относительно камеры, изменение мизансцены, то есть распо­ложения действующих лиц в пространстве кадра. Глубинные мизан­сцены заключаются в движении на камеру - приближение, и от нее - удаление, что влечет за собой смену масштаба изображения, переход с общего плана на крупный и наоборот.

Главное преимущество внутрикадрового монтажа перед межкад­ровым заключается в ощущении зрителем объективности происхо­дящего, реального течения времени, естественности развития собы­тий без всякого вмешательства извне. В длинном кадре актеры

82

могут играть сцену или ее большой фрагмент более органично, не преры­вая взаимодействия друг с другом, сохраняя логику развития чувств, переживаний.

В свое время А. Хичкок экспериментально доказал, что можно снять целый фильм методом внутрикадрового монтажа, используя склейку десятиминутных кадров (такова длина одной кассеты с пленкой, заправляемой в кинокамеру) в чисто техническом смысле, речь идет о фильме "Веревка", где все происходящее снято как еди­ный эпизод, "начинающийся в 7.30 и заканчивающийся в 9.15 вече­ра". Картина была сделана как экранизация театральной пьесы, в ко­торой время действия и время ее разыгрывания совпадали. В истории кино это, пожалуй, единственный случай, когда фильм был целиком отснят без остановок для смены точек зрения. Но подвижная камера и движение' актеров в кадре позволяли варьировать масштабы изоб­ражения, выстраивать его композицию, как при обычной, дискретной монтажной съемке [46, с. 102-103].

Внутрикадровый монтаж открыл возможности незаметной, не­навязчивой, как бы скрытой режиссуры, создавая иллюзию самораз­вития запечатленной на экране жизни.

Общим выводом из всего сказанного является утверждение, что безмонтажного кино в принципе не бывает. Монтаж действительно сущностная черта экранного искусства. Этот вывод не отменяет даже то, что отдельные фрагменты, большие эпизоды, как, например, зна­менитая финальная сцена фильма М. Антониони "Профессия: репор­тер", могут быть сняты немонтажно - одним длинным статичным планом. Но упомянутая сцена потому и производила такое сильное впечатление, что была исключением из правил.

Перед современными кинематографистами не стоит вопрос: ка­кому из монтажных методов отдать предпочтение? Они творчески пользуются приемами и того, и другого. Из широкой палитры накоп­ленных за столетнюю историю кино выразительных средств они вы­бирают те, которые необходимы им для решения конкретных худо­жественных задач. Примером опять-таки может послужить А. Хич­кок, у которого в экспериментальной "Веревке" всего восемь кадров, а, скажем, в "Птицах" - 1360.

В то же время выбор художественных средств, несомненно, дик­туется и личными эстетическими пристрастиями постановщика. По­этому доминирование в структуре фильма незаметного, неакценти-

83



рованного или подчеркнуто экспрессивного монтажа - это сегодня вопрос стиля, авторской манеры.

^ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

  1. Вайсфельд И.В. Кино как вид искусства. М.: Знание, 1983.

  2. Вартанов А. С. От фото до видео. М.: Искусство, 1996.

  3. Ефимов Э. М. Замысел - фильм - зритель. М.: Искусство, 1987.

  4. Медынский С. Е. Компонуем кинокадр. М.: Искусство, 1992.

  5. Ромм М.И. Беседы о кинорежиссуре. М.: Бюро пропаганды сов. киноискусства, 1975.

§ 5. Звуковая партитура фильма

Кинематограф наших дней - искусство звукозрительное. И хотя движущееся изображение по-прежнему является его основой, в со­временном фильме нет практически ни одного немого кадра, так как тишина в кадре - это также элемент звуковой партитуры, наполнен­ный в художественном контексте особым значением. Да и Великий Немой, будучи самостоятельным видом пластического искусства, на самом деле не был совершенно немым. Дозвуковые фильмы сопро­вождались музыкой аккомпаниаторов-таперов и даже целых оркест­ров. И все же появление звука изменило кинематограф качественно, Возникло новое искусство, обладающее колоссальными возможно­стями многогранного и объемного воссоздания социальной действи­тельности, человеческих характеров и взаимоотношений, отражения реальности во всем ее чувственном и интеллектуальном богатстве.

Правда, в период становления звукового кино была отмечен^ тенденция его резкой "театрализации". С одной стороны, киноискус­ство взяло на вооружение такие безусловно обогатившие его теат­ральные средства, как звучащая речь, музыкальное оформление, на­туральные и имитируемые шумы. Но с другой - засилье произноси­мого текста, на который перешла основная смысловая нагрузка, длинные статичные планы лишали фильмы былой пластической вы­разительности и превращали их, по сути дела, в сфотографированные спектакли, что поставило под сомненье эстетическую самобытность кинематографа.

84

Становление звукозрительного кино происходило путем преодо­ления заемной театральности и поисков собственной специфики ис­пользования звуковых средств, их эффективного в художественном плане взаимодействия с изобразительным рядом и создания на этой основе действительно новой образной системы.

Слагаемыми звукового ряда кинофильма являются звучащая речь, шумы и музыка. Рассмотрим, какова их роль в целом и каж­дого в отдельности в образной структуре фильма, в реализации об­щего художественного замысла.

Еще в тридцатые годы за звуковыми компонентами картины за­крепились стандартные функции: речь информирует, несет основную смысловую нагрузку, шумы сопровождают изображение, удостове­ряют реальность происходящего, а музыка - эмоционально поддер­живает и усиливает воздействие зрительного ряда.

Однако такой подход, возможно вполне достаточный для кино ремесленного, конвеерного, оказался неприемлемым для творческо­го, штучного кинематографа. Искусство определяет роль того или иного выразительного средства исходя всякий раз из конкретных ху­дожественных задач и потому отвергает шаблонные решения. По мере своего развития звуковое кино постепенно освобождалось не только от театральности, но и от прямолинейного, дублирующего изображение использования звуковых средств, раскрывая уникаль­ные образно-выразительные возможности последних.

Так, например, довольно скоро выяснилось, что точное, натура­листическое совпадение звука с изображением чревато унылой ил­люстративностью, и напротив, несовпадение, контраст способны соз­дать новый смысл, не заключенный ни в изображении, ни в звуке, взятых по отдельности. В данном случае мы имеем дело с уже из­вестным нам эффектом монтажа. Не случайно такое несовпадающее сочетание изображения и звука получило название "вертикальный монтаж".

Оказалось также, что создание полной звуковой картины дейст­вительности является излишним: фонограмма получается перенасы­щенной, сумбурной, в ней много случайного, мешающего. Поэтому синхронно с записью звука снятые эпизоды, при всей их привлека­тельности, в кино не столь уж часты. И дело не только в качестве за­писи. Иногда живое звучание, импровизированный текст для режис­сера важнее упомянутого качества, как, скажем, это было у

85

А. Михалкова-Кончаловского в "Истории Аси Клячиной..." Другой пример: потрясающий импровизированный монолог А. Петренко картине А. Германа "Двадцать дней без войны" был снят синхронно под перестук колес в мотающемся по степи поезде, - возможность последующего озвучания такого монолога в студии заведомо исключалась. Так вот, дело еще и в том, что натуральные звуки в записи довольно часто оказываются невыразительными, а то и просто нев­нятными. Звуковая имитация нередко оказывается достовернее и бо­гаче реальности. Будучи преобразованными или специально "сконст­руированными" звуковые компоненты фильма приобретают допол­нительную эмоциональную окраску и образную силу, становятся эс­тетически значимыми. Так, например, А. Куросава, работая над кар­тиной "Дерсу Узала" отказался от записи звуков настоящей тайги. Их с успехом заменили созданные на синтезаторе выразительные эффекты, воздействующие ассоциативно и эмоционально. Или вспом­ним непривычно долгий кадр проезда Бертона на машине по какому, то бесконечному туннелю в "Солярисе" А. Тарковского. Звук обыч­ного автомобиля, рассказывает Э. Артемьев, оказался явно недоста­точным. Не хватало какой-то энергии, как говорил Тарковский "чего-то тяжелого в ощущении". И тогда в фонограмму вписали... проезд танков. Вписали глубоко спрятав за другими шумами, музыкальны­ми подложками, но необходимое ощущение тяжести было достигну­то [47, с. 99].

Как пишет И. Шилова, "при творческом и сознательном строи­тельстве звуковой среды фильма происходит не воспроизведение зву-ко-шумового строя действительности, а его создание, целиком зави­симое от художественного замысла" [51, с. 31]. Поэтому фонограмма фильма окончательно формируется после завершения съемок в про­цессе так называемого монтажно-тонировочного периода, когда отдельно записанные речь, шумы и музыка сводятся звукооперато­ром на одну звуковую дорожку.

Еще раз подчеркнем, что звуковой ряд фильма именно формиру­ется, целенаправленно создается, что это творческий, поисковый процесс, а отнюдь не натуралистическая фиксация всего звучащего Я гремящего на съемочной площадке. Звуковое решение эпизода пред­полагает прежде всего отбор из всех возможных в реальной ситуаций звуков только тех, которые "работают" на реализацию авторского замысла, не мешают, не отвлекают от главного, существенного. При

86

этом в соответствии с художественной задачей натуральные звуки могут корректироваться, деформироваться, заменяться искусственно созданными, иногда синтезированными с помощью сложной элек­тронной техники, что позволяет создать необходимый художествен-ный эффект, настроение, атмосферу.

Говоря об особенностях использования средств звуковой выра­зительности в современном кино, следует отметить прежде всего та­кие тенденции, как ориентация на полифоническое, многоголосое построение звукозрительных образов; отказ от чисто иллюстратив­ного, дублирующего изображение использование звука; преодоление автономии различных звуковых средств в целях формирования еди­ного акустического пространства кадра, эпизода, фильма в целом.

Названные тенденции являются развитием и творческой реали­зацией идей, впервые выдвинутых С. Эйзенштейном, В. Пудовкиным и Г. Александровым еще в 1928 году в их коллективной публикации "Будущее звуковой фильмы (Заявка)" - своеобразном манифесте по поводу прихода в кинематограф звука. Авторы настаивали на исклю­чительно контрапунктическом использовании звука со зрительными образами [32, т. 2, с. 353-354].

Здесь необходимо пояснение. Кинематографическая звукозри­тельная полифония (контрапункт) - это такое сочетание самостоя­тельных голосов, подчиненных общей авторской концепции, когда звук не иллюстрирует изображение, не дублирует его, а будучи асинхронным, сочетается с ним монтажно, и в этом сочетании возни­кает новый смысл, новое художественное качество.

Конечно, в "Заявке" киноклассиков был полемический пере­хлест, абсолютизация одного из способов использования звука, од­нако не следует понимать их слишком буквально. Полностью отка­заться от синхронности звука и изображения в кино невозможно, и это очевидно. Звук является одним из признаков воспроизводимых на экране объекта или явления, обеспечивающим полноту и адекват­ность их восприятия. Если в звуковом кино мы не слышим хлюпаю­щих шагов человека, с видимым усилием передвигающегося по раз­мытой дождями почве, то разрушается впечатление реальности, есте­ственности происходящего, что нуждается в какой-либо мотивиров­ке. Это может объясняться, например, состоянием страха, парализо­вавшего все чувства персонажа, глазами которого дан бесшумно при­ближающийся к нему человек, или оглушенностью взрывом и так далее.

87



Говоря о "Заявке" важно отметить, что ее пафос был направлен на творческое развитие звукового кино, на защиту кинематографиче-. ской специфики. Принцип контрапункта в использовании звука по отношению к изображению противостоял бескрылому натурализму и примитивной иллюстративности. Будучи реализован в творчестве выдающихся мастеров экрана от С. Эйзенштейна до А. Тарковского он способствовал формированию подлинно кинематографической образности, утверждению кино как самобытного звукозрительного, синтетического, монтажного искусства.

Роль различных звуковых средств не является в кино неизмен­ной. Есть произведения с отчетливой доминантой того или иного компонента звукового ряда, скажем, "разговорные" фильмы или мю­зиклы. Есть картины, в которых звуковые средства лидируют попе­ременно. Например, после напряженного диалога следует бессловес­ный фрагмент, отличающийся выразительным шумовым орнамен­том, или музыкальный эпизод. Функции этих компонентов подвиж­ны, их место в звуковой иерархии всякий раз определяется художе­ственным замыслом, жанрово-стилистическими особенностями кар­тины.

^ Звучащая речь - внутрикадровая, то есть принадлежащая дей­ствующим лицам, и закадровая, выступающая в качестве коммента­рия автора или персонажа, - является в современном фильме важ­нейшим драматургическим средством. Она объединяет и реализует возможности литературы как словесного искусства и актерского ре­чевого мастерства. Индивидуальные речевые характеристики дейст­вующих лиц, заложенные в сценарии, дополняются актерской инди­видуальностью: тембром голоса, интонацией, манерой говорить. Случается замена при озвучании актера, сыгравшего в картине, дру­гим. Иногда это диктуется объективными обстоятельствами: болезнь или смерть исполнителя, плохое владение языком, на котором дол­жен говорить персонаж или вообще говорят в фильме, иногда - субъ­ективно-творческими, имеются в виду более выигрышные речевые й актерские (в том числе и вокальные) качества дублирующего. Так, например, в роли Ларисы в "Жестоком романсе" снималась Л. Гузее-ва, говорила же за нее А. Каменкова, а пела В. Пономарева.

Отметим, что изредка встречаются фильмы без речи персонажей: "Голый остров" К. Синдо, например, ограничивается музыкой и шу-

мами, а "Нескладуха" С. Овчарова - шумами и закадровыми частуш­ками.

К шумам в кинематографе относится все многообразие звуков за исключением музыки и человеческой речи. Правда, сегодня иногда практикуется "музыкальная" организация шумов (о чем подробнее будет сказано ниже), а речь порой выполняет роль всего лишь шумо­вого фона - это может быть гул толпы или обрывки чьего-то ней­трального по отношению к действию разговора.

Шумы, как и речь, подразделяются на внутрикадровые, источник которых находится в кадре, и закадровые. Источник последних не виден, но также должен быть понятен и узнаваем. Кроме того шумы делятся на натуральные и искусственные, имитируемые. Одна часть звуков берется для фильмов из фонотеки, где существуют сотни ва­риантов и оттенков шума листвы, моря, дождя, скрипа снега, завыва­ния ветра, треска горящих поленьев, пения птиц, журчания ручья и так далее. Другая же создается специально, в частности в тех случа­ях, когда в соответствии с жанровыми особенностями картины и по­ставленными перед звукооформителями задачами, требуется не "ти­повое", а индивидуальное звучание.

Шумы выполняют в звуковой партитуре фильма множество функций. Иллюстрирующие шумы, совпадая с изображением, ха­рактеризуют место и обстоятельства действия, создают впечатление реальности происходящего. Эмоционально окрашенные шумы фор­мируют определенный настрой, атмосферу. Психологические шумы оттеняют внутреннее состояние героя, косвенно, ассоциативно пере­дают его мысли, чувства, воспоминания. Смысловые шумы, монтаж-но сочетающиеся с изображением, способствуют возникновению до­полнительных или новых значений. Конечно, данная типология но­сит условный характер. Во-первых, перечисленные функции, взаи-модополняя друг друга и выступая в различных комбинациях, на практике могут воплотиться в одном целенаправленно воссозданном или спонтанно записанном звуке. Во-вторых, эмоциональная или психологическая насыщенность звука отнюдь не являются альтерна­тивой таким его качествам, как натуральность и достоверность. Дру­гое дело, что последних иногда оказывается недостаточно, как в слу­чае с проездом Бертона, для создания необходимого эмоционального впечатления. И тогда натурализм звучания, буквальное дублирование изображения уступает место художественно-образному реше-


88

89

нию. Это могут быть искусственно созданные звуковые композиции построенные на преувеличении, деформации реальных звуков, или музыкальные фрагменты, заменяющие бытовые шумы.

Звуковыми средствами в современном киноискусстве нередко удается передать недоступные зрительной фиксации смысловые нюансы, тончайшие ассоциативные связи и ощущения. Рассказывает звукооформитель тонстудии "Мосфильм" И. Д. Кислова: "У одного режиссера героем был странный человек. Он жил на верхушке шлю­за и все свои действия прерывал касанием к чему-то: подойдя к ко­лодцу, например, трогал металлические детальки, кончавшиеся глу­боко внизу крючком, на который ловился угорь. Но вот появляется девочка... Режиссер говорит мне: «Здесь она до чего-то дотрагивает­ся, сделайте звук». Я спрашиваю: «Девочка потом находит общий язык с этим человеком? Это общая душа?» - «Да». - «Тогда она должна дотронуться до того же колодца, и ни до чего другого. Тогда мы 'звуком их зацепим»" [49, с. 14-15].

Заметит ли зритель такую филигранную работу? Откликнется ли на нее хотя бы на уровне ощущений? Это уже зависит от его зри­тельской культуры, которую правильнее было бы назвать звукозри-тельской, ибо фильм надо не только уметь видеть, но и уметь слышать.

Кино и музыка тесно связаны между собой еще со времен Вели­кого Немого, о чем упоминалось. Сегодня музыка - важный и неотъ­емлемый компонент звукозрительного кинематографического синте­за, несмотря на то, что единичные фильмы обходятся без нее. По­следнее свидетельствует о принципиальном художественном реше­нии. В качестве примера можно назвать картину "Живые и мертвые" А. Столпера (по одноименному роману К. Симонова), где вместо обычной звучала специфическая "музыка войны": лязг гусениц, скрежет металла, грохот разрывов.

Как и другие звуковые средства, музыка присутствует в фильме во внутрикадровой и закадровой формах. Внутрикадровая музыка - это музыка или исполняемая кем-либо в кадре, или звучащая из ви­димого источника. Ее появление должно быть сюжетно, ситуационно оправдано, а характер соответствовать времени и месту действия, обстоятельствам и исполнителям. Однако формальным соответстви­ем ее роль не ограничивается. Музыка в кадре способствует созда­нию образа времени, атмосферы действия, является средством харак­теристики героя, его человеческой индивидуальности.

90

Фильм режиссера А. Корно "Все утра мира" о музыке, о двух мастерах игры на виоле - выдающемся французском композиторе семнадцатого века де Сент-Коломбе и его ученике Марене Маре. В фильме звучат их произведения. Актеры - Ж.-П. Мариель, Ж. и Г. Де­пардье - так искусно научились водить смычком по инструментам, что возникает полная иллюзия их собственной игры. Исполняемая героями фильма музыка является не только документальным свиде­тельством эпохи Людовика XIV, - она передает весь драматизм про­тивостояния между двумя музыкантами, помогает уяснить эстетиче­ское и жизненное кредо каждого из них. Фильм являет собой образец глубочайшего проникновения с помощью музыки во внутренний мир героев.

Другой пример внутрикадровой музыки - песня, исполняемая кем-либо из персонажей. Кстати, песня - это один из основных жан­ров музыки на киноэкране. В кадре поют герои Л. Утесова, М. Бер­неса, Л. Орловой, В. Высоцкого, поют фронтовики из "Белорусского вокзала"... Бывает, что песня настолько срастается с героем, что ста­новится его визитной карточкой, а иногда и эмблемой фильма в целом.

Роль закадровой музыки определяется ее возможностями эмо­ционально поддержать, дополнить, "прокомментировать" происхо­дящее в кадре, придать ему обобщающий, концептуальный смысл. Музыке под силу передать глубинные связи и значения, не постигае­мые визуально, передать динамику душевных состояний героя.

Конечно, разграничение функций закадровой и внутрикадровой музыки не абсолютно. Закадровыми музыкальными средствами можно воссоздать документальный колорит эпохи, а внутрикадровая музыка может стать выражением авторской концепции фильма. Так, появление в финале феллиниевских "Восьми с половиной" потешно­го и трогательного оркестрика, звучащая в его исполнении мелодия Н. Рота есть прямое выражение авторского отношения, эмоциональ­но-смыслового итога фильма, - это музыка очищения, обновления и надежды.

Внутрикадровая и закадровая музыка способны к "взаимопере­мещениям". Так, сопровождающая заглавные титры мелодия затем обретает полный голос в исполняемой кем-то из персонажей фильма песне, и наоборот - музыкальная тема, впервые прозвучавшая в кад­ре, получает дальнейшее развитие в закадровой оркестровой разра­ботке.

91

Ведущая тема фильма К. Кесьлевского "Двойная жизнь Верону ки" (композитор 3. Прайшнер) заявлена уже в начале фильма и зву-чит в вокальном исполнении героини на репетициях и в сопровождении оркестра в концерте. В обстоятельствах фильма она интерпрети­руется как якобы до недавнего времени неизвестная месса голландского композитора позапрошлого века. Эта тема становится в фильме сквозной. Постоянно варьируясь, она возникает в кадре и за кадром в вокальном и инструментальном звучании, связывая две половины фильма, каждая из которых рассказывает об одной из двух Вероник -польской и французской. Девушки родились в один год и в один день, похожи друг на друга, как две капли воды, и являют собой как бы разные жизненные варианты одной человеческой сущности, раз­ные земные воплощения одной души. Музыкальным аналогом по­следней и выступает удивительная, поистине магическая музыка 3. Прайшнера, не будь которой не было бы и фильма. Во всяком слу­чае, он был бы совсем другим.

Следует остановиться и на таких двух понятиях, как тематичес­кая и фоновая музыка. Тематическая - это музыкальная основа филь­ма, музыка, которая должна быть услышана. Существуют различные способы организации музыкального материала, музыкального реше­ния. Назовем ряд основных: сюита из отдельных музыкальных номе­ров-эпизодов; сквозная тема (лейтмотив) или две-три темы, которые на протяжении фильма неоднократно возникают в разных вариациях; оркестровая разработка звучащей в фильме песни в увертюре, фина­ле, нескольких эпизодах и так далее.

Ведущая тема - лейтмотив - представляет собой обобщенное выражение художественной концепции фильма или ее существенно­го аспекта, авторского мироощущения. Часто, хотя и не всегда, она служит характеристикой главного героя.

Возьмем, к примеру, "Сто дней после детства" (режиссер С. Со­ловьев, композитор И. Шварц). На заглавных титрах впервые появ­ляется светлая и ностальгическая мелодия вальса - основная тема картины, раскрывающая авторское отношение к рассказанной исто­рии. В этой мелодии - память о минувшем детстве, о первой любви, щемящее чувство печали от того, что все на свете кончается, и сча­стья, что еще все впереди. Это не тема подростка Мити Лопухина, каким мы его видели в фильме, а тема Мити взрослого, умудренного душевным опытом автора картины.

В комедии "Берегись автомобиля" (режиссер Э. Рязанов, компо­зитор А. Петров) уже другой вальс выступает и как основная музы­кальная тема фильма, и как мелодия главного героя Юрия Деточки-на, его трогательно-наивной и мятущейся души, что делает картину не только смешной, но и грустной. Эта же музыка негромко, как фо­новая, звучит на диалогах.

Для того чтобы запомниться, запечатлиться в сознании кинозри­теля, музыкальная тема непременно должна прозвучать в полный голос и многократно повториться в различных аранжировках, реду­цироваться до уровня фона, где-то напомнить о себе намеком и, на­конец, в финале вновь обрести ясность и силу звучания.

Фоновая музыка не рассчитана на то, чтобы быть "услышанной", но если ее убрать - возникнет пустота, разрушится настроение сцены. Она может черпаться из основного музыкального материала фильма. В виде фонового оформления музыкальная тема звучит ненавязчи­вым аккомпанементом, вполголоса, не отвлекая от действия, но в то же время помогая зрителю проникнуться атмосферой происходящего.

Функции музыки в кино многообразны. Охарактеризуем основ­ные, хотя вычленить их в чистом виде можно лишь с большой долей условности. Как разграничить, например, эмоциональные и смысло­вые функции, если музыка есть непосредственное выражение чувст­ва, настроения? Если, по определению, она не может не воздейство­вать на слушателя эмоционально?

Другое дело, что постоянно колеблется соотношение между по­стигаемым разумом и постигаемым на уровне тончайших ощущений. Примером первого может служить историко-документальный музы­кальный коллаж А. Шнитке - пролог к фильму А. Кончаловского "Дядя Ваня", примером второго - уже упомянутая музыка из "Ста дней после детства". И все же представляется оправданным выделе­ние в качестве особой - экспрессивной функции киномузыки как функции, направленной на усиление эмоционального воздействия зрительных образов, на придание происходящему на экране опреде­ленной эмоциональной окраски. В то же время музыка способна не просто обогатить и энергетически "подпитать" изображение, а вы­вести эпизод, а в конечном счете и весь фильм на качественно новый Уровень выразительности. К сожалению, названная функция порой сводится к компенсации эмоциональной недостаточности, маловыра­зительное™ зрительного ряда. В таких случаях ее основная задача -


92

93

"вытянуть" режиссерски беспомощный эпизод. С другой стороны неумелая и неумеренная реализация экспрессивной функции кино­музыки может придать экранному действию преувеличенную пате-тичность или приторный мелодраматизм.

Как уже говорилось, музыка способна выражать авторское от­ношение к происходящему в кадре, комментировать его, выступать в роли толкователя, интерпретатора. Комментаторская функция мо­жет проявляться как передаваемое музыкально-интонационными средствами сочувствие, сожаление, легкая ирония или сарказм. Ав­торское отношение подводит зрителя к пониманию общего замысла произведения, его ведущей идеи. Поэтому, хотя и не без оговорок, можно говорить о смысловой, концептуальной функции как о воз­можности в музыке художественных обобщений, относящихся как в целом к фильму, так и к отдельным его линиям. Подчас через музыку удается проникнуть во внутреннее содержание, подтекст происхо­дящего, выразить его глубинный смысл.

В фильме О. Иоселиани "Жил певчий дрозд" много музыки. Главный герой Гия - музыкант. Он играет в симфоническом оркест­ре, аккомпанирует на фортепьяно своей тетушке, поет с друзьями. Музыка звучит в консерватории, в ресторане, звучит вперемешку с шумами города как фон повседневной жизни. Но есть в фильме сквозная, повторяющаяся за кадром тема арии альта из "Страстей по Матфею" Баха. Она возникает в разных ситуациях, порой неожидан­но. Эта классическая тема является напоминанием герою о высшем жизненном предназначении человека, о быстротечности времени; укором по поводу невнимания в вечной спешке и суете к самому ценному, самому дорогому. Когда Гия, бесцельно разглядывая в те­лескоп из квартиры приятеля окна соседних домов, случайно нахо­дит окно собственной квартиры и видит свою мать так ясно, четко и близко, как уже наверно давно не видел, возникает эта щемящая ме­лодия. Последний раз она горестно звучит в финале, уже после гибе­ли героя, звучит на фоне равнодушно тикающих часов. Так, с помо­щью классической музыкальной темы, пронизавшей современный, в документальной стилистике снятый сюжет, режиссер выразил много­значный, до конца невычерпываемый словами смысл своего фильма.

Теперь несколько слов о психологической функции киномузыки, ее возможностях раскрытия внутреннего мира героя, динамики его душевной жизни, переживаний. Нередко мелодия закрепляется за

персонажем в качестве емкой музыкальной характеристики. В каче­стве одного из художественных компонентов произведения музыка дополняет зримый образ героя, создаваемый с помощью актерских средств (внешний облик, звучащая речь, поведение, мимика и панто­мимика), а также детализации окружающей его предметной среды. При этом музыка способна передавать такие психологические осо­бенности человека, которые визуально не прочитываются, способна выявлять в его личности внутренние конфликты и противоречия.

Так, например, в фильме П. Леконта "Мсье Ир" (композитор М. Найман) главная музыкальная тема является, без сомнения, наи­более адекватным выражением внутренней сущности героя, его ду­ши - нежной, ранимой и любящей. Музыка резко контрастирует с внешним обликом и репутацией мсье Ира. На первый взгляд, это личность малопривлекательная. Типичный мизантроп - нелюдимый, несимпатичный, подчеркнуто педантичный в одежде и манерах. Ко­гда зритель видит, как мсье Ир наблюдает из окна своей комнаты за соседкой в окне напротив, у него невольно мелькает мысль, что это, и есть преступник, повинный в убийстве юной девушки, и что не зря его подозревает полиция. Однако звучащая за кадром музыка поче­му-то мешает согласиться с подобным предположением. Заявленная в этой сцене тема будет сопутствовать герою на протяжении всего фильма. Постепенно, по мере того как характер мсье Ира раскрыва­ется в поступках и высказываниях, исчезает противоречие между музыкой и первоначальным о нем представлением. Теперь- она со­ставляет одно целое с этим маленьким странным человеком в длин­ном черном пальто и с большими грустными глазами.

Музыка способна охарактеризовать не только героя фильма, но и время действия, среду, воспроизвести историко-культурный фон эпохи. Окружающий современного человека мир, благодаря средст­вам массовой информации и бытовой аудиотехнике, буквально на­полнен музыкой. И точный выбор характерной, популярной и узна­ваемой музыки играет в кино важную роль прежде всего потому, что в ней отражены стиль и колорит времени не в меньшей мере, чем они отражены в костюмах, прическе или автомобилях. Назовем эту Функцию музыки в кино хроникальной. Особенно велико ее значе­ние в фильмах о прошлом, в картинах, сделанных в стиле "ретро", гДе точное воссоздание времени, атмосферы действия является, если не самоцелью, то, по крайней мере, одной из приоритетных эстети-


94

95

ческих задач. Для ее решения привлекается фонотечный, архивный музыкальный материал, прежде всего песенный. Иногда использу­ются специально написанные, обычно стилизованные музыкальные произведения. Удивительный эффект может дать сочетание ориги­нальной современной музыки с хроникальными кадрами, тому при­мер - десятиминутная увертюра Г. Свиридова, которой открывается кинофильм "Время, вперед!". Это музыка, создающая музыкальный портрет времени, отражающая его пафос, ритм, тональность.

Говоря об использовании музыки в кино, нельзя не остановиться на принципах ее сочетания со зрительным рядом. Должна ли му­зыка полностью совпадать с изображением, то есть повторять, иллю­стрировать его? Еще в конце двадцатых годов С. Эйзенштейн, В. Пу­довкин и Г. Александров в своей "Заявке" ответили на этот вопрос, имея в виду звуковые средства в целом, резко отрицательно. Спустя несколько десятилетий, уже в наше время, ясно представляя себе весь путь развития кинематографа, композитор А. Шнитке фактиче­ски повторил их слова: "Эпизод, в котором достигнуто максимальное совпадение музыки и изображения, не работает". А не работает по­тому, что получается тавтология: музыка "дублирует изображение, переводит на язык звуков - как для слепых - то, что в этот момент происходит на экране" [52, с. 57]. А. Шнитке отстаивает иной компо­зиционный принцип: контрапункт музыки и изображения, когда контрастное сочетание музыкальной фонограммы и зрительного ряда рождает новое эмоционально-смысловое содержание, создает некий драматический эффект.

Ограничимся лишь одним примером. В соответствии с указан--ным принципом решена в фильме Э. Рязанова "Берегись автомобиля" сцена погони, которая сопровождается абсолютно иным по ритму и эмоциональному настрою, медленным вальсом. "Нам хотелось при­дать мятущейся автомашине, удирающей от автоинспектора, хоть в какой-то степени черты героя", - пояснял столь необычное звукозри­тельное сочетание режиссер [36, с. 144].

Конечно, в искусстве нет и не должно быть жестких правил. Бы­вает, что иллюстративное использование музыки оправдано автор­скими задачами. Каждый значительный фильм по-своему уникален, в том числе и в решении вопроса о соотношении и сочетании музы­кального и зрительно-событийного ряда. Тем не менее в современ­ном киноискусстве отчетливо прослеживаются такие тенденции, как

преодоление иллюстративности и тавтологической избыточности в использовании музыки, формирование целостной звукошумомузы-кальной партитуры фильма, в частности взаимопроникновение му­зыки и шумов.

О последнем немного подробнее. В свое время А. Тарковский поставил перед Э. Артемьевым задачу музыкального построения звукошумового ряда. Композитор выступил в роли организатора зву­кового пространства кадра, соединяющего музыкальные эпизоды, натуральные и искусственные шумы. При этом различие между соб­ственно музыкой и шумовыми эффектами в ряде случаев было более чем размыто. Музыка возникала из шумовой партитуры, а шумы бы­ли ритмически организованы и обработаны по законам музыки.

Такой подход позволил решать сложнейшие художественные за­дачи. Э. Артемьев вспоминает, как А. Тарковский на съемках "Стал­кера" поставил перед ним задачу: "Мне нужно ощущение, что из ми­ра реального мы попадаем в нереальный". Речь шла о сцене проезда в Зону на дрезине. Композитор записал звук рельса на стыках, обра­ботал его на синтезаторе. Звук начинал дробиться, потом возникало еще эхо, а через него композитор, по его словам, "вышел" на другое, "фантастическое" пространство. Из конкретного звука удалось соз­дать совершенно иной мир [47, с. 98-99].

Еще один пример из интервью, взятого у А. Шнитке киноведом И. Шиловой, - его рассказ о работе с Л. Шепитько над фильмом "Восхождение". "До съемок этой картины предполагалось, что из-за большой материалистичности, реалистичности сюжета (по идее и внутреннему пространству это очень поэтическая, символическая история, но по своему изобразительному строю - вещь достоверная) потребуется отказ от привычного, традиционного использования му­зыки. Было очевидно, что вводить музыку в ее привычном, знаковом качестве - это значит убить картину, но вместе с тем обойтись без нее в кульминационных сценах было совершенно невозможно. На этом предварительном совещании было решено делать некую звуко-музыкальную паутину, которая возникает из шумов (к ним приме­риваются звучания музыки, затем шумы гиперболизируются, возникает замаскированная музыка). Появилась конкретная задача создать особую звуковую «материю», которую зритель и не будет осознавать как музыку. Но постепенно на протяжении картины должен идти процесс все большего высветления музыки... параллельно с процес-


96

97


сом все большего духовного озарения главного героя. К финалу м зыка отделяется от шумов, приобретает самостоятельные функции становится тематически более четкой..." [50, с. 168]

Конечно, композитор, работающий в кинематографе, поставлен особые условия, так как в кино важна не музыка сама по себе, а т как она соединяется со всеми другими слагаемыми кинообраза - изо­бражением, речью, реальными шумами. В кинопроизведении музыка подчинена общему замыслу, поэтому режиссер может ее сократить и даже вовсе отказаться от нее, когда фильм окончательно смонтиро­ван, наложить на нее шумы, речь, разорвать музыкальную тему на двадцатисекундные отрывки... Правда, хотя и крайне редко, бывают исключения: Ф. Феллини, например, даже убирал реплики персона­жей, если, по его мнению, они мешали звучащей в это время музыке Нино Рота, а Ф. Шлендорф дополнительно снял две сцены "Жестяно­го барабана", чтобы не сокращать партитуру Ханса Вернера Хенце. Однако, как уже было сказано, это редчайшее исключение.

В фильмах последних десятилетий за счет такой их структурной особенности, как удлинение финальных титров, у композитора поя­вилась дополнительная возможность для выражения музыкальной концепции фильма. Музыка, звучащая на титрах в течение трех-четырех и более минут, играет особую роль, являясь своеобразным эмоциональным итогом. Не "отпуская" зрителя, она дает фильму возможность "дозреть" в его чувствах, позволяет медленно вернуться в реальность, сохранив в себе настроение и атмосферу картины.

^ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

  1. Воскресенская И. Н. Звуковое решение фильма. М.: Искусство, 1 1984.

  2. Нечай О. Ф. Основы киноискусства. М: Просвещение, 1989.

  3. Петров И., Колесникова Н. Диалог о киномузыке. М.: Искус­ство, 1982.

  4. Шилова И. М. Фильм и его музыка. М: Сов. композитор, 1973.



98





страница3/6
Дата конвертации08.08.2013
Размер2,16 Mb.
ТипРеферат
1   2   3   4   5   6
Разместите кнопку на своём сайте или блоге:
rud.exdat.com


База данных защищена авторским правом ©exdat 2000-2012
При копировании материала укажите ссылку
обратиться к администрации
Документы