Содержание Схема 1. Сравнительная динамика циклов "символизация – десимволизация" в европейской и северных этнических культурахЛитература и сноски |
к. филос. н., ЯГСХА Якутская посуда и возрождение этнических символов сознания В XX веке якутам удалось воплотить этнический символизм в современных предметах обихода – одежде и ювелирных изделиях. Однако ряд значимых, с точки зрения отражения этнических архетипов сознания предметов быта как посуда, до сих пор остается не реализованным и доступным широкой массе населения. Природа сознания является символической. Культуры традиционного и современного обществ отличаются в способах коммуникации и передачи знаний, но феномен понимания в обоих типах культур осуществляется лишь на символическом уровне. В обыденном опыте, символ передается графическими изображениями, вещами и вербальными конструктами. Например, наиболее древние и, вместе с тем, универсальные символы – графичны. Это круг, крест, змея, кусающая свой хвост, дерево корнями вверх. Христианская культура наполнена вербальными символами, например, "первородный грех", "если ударили по одной щеке, подставь другую" и т. д. Живое начало этнической культуры традиционного общества – это символы, представляемые визуальными образами или конкретными вещами, например архитектурными сооружениями, культовыми предметами, украшениями, одеждой и, конечно, – посудой. Скрытая сторона этих образов и вещей соответствует конкретным состояниям сознания человека, напоминая о его жизненном предназначении, моральном облике и долге. Эти состояния сознания являются абсолютными достижениями этноса, выражаясь современным языком – уникальными изобретениями народа, его "ноу-хау". Таковыми стали у якутов находки в геометрических формах и орнаменте национальной посуды. Употребление пищи, – питья и еды, является весьма значимым символическим обрядом, имеющим прежде сакральное, нежели практическое значение. Тонко подмечено у Георгия Гачева "еда – есть религиозный акт" воссоединения человеческой плоти с космосом родной природы, национальным божеством1. Сама еда – продукты ее составляющие, способ приготовления и сервировки у многих народов, без сомнения, несут символическую нагрузку, напоминая о личностном начале в истории этноса, народа или нации. Еда и питье, прямо напоминавшие о нашей биологической уязвимости, переводили наших предков на онтологический уровень, сакрализуя процедуру употребления пищи. Сервировка, выполненная в национальной посуде – это законченный акт ритуала приобщения к сакральному миру, в который люди верили. Посуда у всех народов мира представляет древнейший артефакт, поэтому вбирает в себя особенности архаического сознания. Человек ест и пьет из посуды, потому что она сама напоминает ему о его человеческом начале, отделяя от животного царства. Для человека с мифологическим сознанием посуда стала сакральным посредником, освещающем пищу, подготавливая ее к употреблению. Неся символический смысл через форму и орнамент, посуда меняет свойства и качества приготовляемой еды, а значит самого человека, становясь вдвойне полезной. Именно геометрическая форма сосуда в которую разливается жидкость придает этому продукту особую неповторимость и магическую силу. Читатели наверное заметили, что посуда стала весьма востребованным предметом этнокультурных мифопоэтических прочтений. Посмотрите, как удачно вписались плакаты на проспекте имени Ленина с изображением чоронов, кытыйа, илин-кэбиhэр и т.д. в период проведения IV Игр "Дети Азии". Одно лишь их созерцание, наполняет якута чувством самобытия в мире, приносит ощущение ясности. Другой пример с якутской посудой. В концовке спектакля Саха драматического театра, поставленного по произведению В. Харысхала "Хайаан да эргиллиэм..." ("Я вернусь...") о судьбе семьи купца Гаврила Васильевича Никифорова – Манньыаттах уола, прозвучала метафора сна главного героя, сюжет которого такой. Гаврил Никифоров скупает у какого-то старика японца всю посуду по форме напоминающую якутскую, но с чужеродным орнаментом. Сон воплощается в реальность. В последней сцене спектакля появляется японка, ведущая сына – единственного продолжателя рода Никифоровых. Как нам стало известно, история у этого заключительного эпизода такая. Во время подготовки к спектаклю, исполнителю главной роли, актеру Анатолию Николаеву приснился сон о том, что он покупает у какого-то торговца множество берестяной посуды, украшенной различными совсем не якутскими узорами. Как рассказал сам актер, он интерпретировал сон приобретением в труппу Саха театра молодого пополнения выпускников Щепкинского училища, которые к тому времени учились на предпоследнем курсе, осваивая азы русской театральной школы. Как видим, во сне актера проведена параллель с "саха, вбирающих опыт европейской культуры". Интересно также отметить символическое сочетание посуды из бересты и, возраста символизируемых – молодых студентов-актеров. Известно, что береста – это продукт молодых деревьев, а посуда из нее выполняет скорее прикладную функцию, характеризуясь утилитарностью и мобильностью. Данная иллюстрация четко показывает символическую связь между геометрической формой (видом) якутской посуды и родовым стержнем. Исконно родное отпечатывается в архетипе формы посуды. Напрашивается вывод о том, что этнические символы у якутов представлены, главным образом, в уникальных, эстетически законченных пространственно-геометрических формах. Сами того не ведая, современные дизайнеры, изготовившие уличные плакаты, индуцировали резонанс в живом, мифическом в своей основе, сознании саха, породив реальные мифы в их первичном функциональном значении, данные, правда, не реальной посудой, а их фоторепродукцией. Подобная узнаваемость геометрических форм и чувство сопряженности с чем-то родным, но скрытым, исследуется через довольно сложный философский аппарат феноменологии. Последний позволяет сделать вывод, что подобные явления (феномены) существуют сегодня потому, что старшее поколение с детства знакомо с якутской посудой. Сегодня подобные феномены будут возникать лишь тогда, когда в жизни мы будем встречаться с этими символическими предметами. Сделать это можно эффективно через включение данных предметов в повседневный домашний быт. К сожалению, растиражированные на улицах, буклетах и книгах фоторепродукции будут являться предметами с "нулевым" уровнем сознания, они продукты массового элемента в этнической культуре. Чтобы существовало хотя бы последнее – массовое, необходимо живое начало культуры – это творчество и творческий синтез. Культура непредсказуемое и неуправляемое явление. К чему она придет и какие формы окажутся жизнеспособными, неизвестно. Правы наши искусствоведы, отмечая, что человек Севера должен выражаться используя современные средства, "питаясь корнями собственной этнической культуры, владея современным арсеналом выразительных средств". Он "способен сказать миру нечто важное в силу уникальности своего опыта и живой генетической памяти"1. Простое воспроизводство образцов не является самоцелью культуры. С точки зрения жизни сознания, человек должен приобщиться и творчески переработать символы родной культуры, в этом проявится его саморазвитие. Интересны в этом плане поиски некоторых современных якутских художников-прикладников, например, Николая Николаевича Шарапова. Художник-керамист Николай Шарапов отмечает, что национальная якутская еда в европейской посуде, теряет свой вкус и своеобразие. Это не мистика, – это реальность, которую подсознательно чувствуют якутские кулинары, отправляющиеся на конкурсы, и при этом, не имеющие подходящих образцов посуды, выполненных в иной, нежели дерево технике. Сегодня мы должны понять, – "что есть чорон?" – и, пойти дальше. Человек не может оставаться все время внутри мифического круга. Когда-то наступает момент, когда он выходит из него. Нужно находить новые формы для испытания новых сознательных состояний. К сожалению, мы не можем понять даже того, чем был чорон как символ. Срабатывает тот самый элемент массового в этнической культуре – эффект "нулевого" сознания. Человеку азиатской части Евразии всегда не хватало ургийности2, в отличие от европейца, обладающего избытком последней. Азиат-северянин был всегда "в природе", его ментальный мировоззренческий склад сугубо гонийный. Такова и его посуда, выполненная из натуральных материалов – дерева и бересты, "ургийно" обработанных не самим человеком, а через природу. Дерево – это преобразованные самой природой стихии – земля, вода, воздух и огонь. Новый чорон, например, из глины, станет метафорой испытания национальных идей. Здесь гонийная первородность и человеческая ургийность придания новой формы синтезируются, проходя через символ огня – неудержимого, но оставляющего после себя стойкую форму. Николаю Шарапову удалось осуществить творческий синтез родной культуры и культур других народов. Он сумел учесть возможности фарфора, фаянса и майолики, создав эстетически законченные синтетические формы легко узнаваемых якутских символов, заложенных в формах и орнаментах чорона, кытыйа, матаарчах и даже сэрге. Это только посуда. Но сила ее заключается в том, что она близка каждому, в силу ее повседневной необходимости. А какие это скрывает потенциальные возможности для приобщения молодого поколения к этническим символам сознания, рано или поздно сработающих в них! Шарапов прочувствовал одну простую, но трудно реализуемую истину синтетического творчества. Эта же проблема мучила и других якутских художников, в частности, графика – Валериана Васильева, который говорил: "Нас подкупают работы старых мастеров, в первую очередь работающих по дереву. Живописец может многое почерпнуть из народных аппликаций, колоритных, очень ярких по цвету"1. Но создавая нечто новое на основе артефактов этнического искусства нельзя ограничиваться "голой этнографичностью" – отмечает художник. "Иногда в простом орнаменте, в его колористическом сочетании больше духа, чем в произведениях, в которых есть и хорошее название, и прочие признаки, ..., но произведение бездушно, псевдонационально"2. В условиях плохо освоенного якутами материала как керамика, реализация национального духа становится непростой задачей. Приходится решать проблему сохранения "звучащего" якутского символа, передающегося через форму. Нужно учесть свойства нового материала и технологию изготовления. В противном случае, простое копирование породит нечто примитивное или просто уродливое. Шарапов учел свойства и технологию, он нашел "звучащие" якутские формы. Сегодня, принимая правила игры цивилизованного мира, мы должны внести лепту в мировое художественное наследие через быт – повседневный ритуал. "Ну кому сегодня придет в голову заставлять пить из деревянного кубка-чорона иностранных гостей" – замечает в беседе Николай Шарапов. С точки зрения обывателя это выглядит не привлекательно, хотя может быть и полезно. Пусть люди пьют из фаянсовой или фарфоровой якутской посуды. Ничего в этом нелепого нет. Главное – идея работает, функционируя на практике. Есть еще одна загвоздка – никто, кроме вдохновителя данной идеи – Н. Н. Шарапова, не занимается производством якутской керамики. Ему приходится в одиночку вытягивать идею производства керамической продукции, выполненной в этническом стиле. Пока он не может похвастаться большими успехами, но у него есть конкретный задел. Им изготовлены на российских заводах экспериментальные партии якутских чайных сервизов. В свое время, при его непосредственном участии был организован цех при фабрике "Сардана", изготавлявший керамику. Сегодня у него есть большое желание – подарить к 60-летию Победы ветеранам отечественной войны новые памятные сервизы. У художника имеется много задумок и готовых чертежей еще не реализованных в жизни. Думаем, идея производства якутской керамики станет предметом творчества молодых якутских художников. Наверное, многим бы хотелось видеть у себя дома чайный или столовый сервиз, выполненный в оригинальном северном варианте, иметь возможность подарить стильную чашку иностранному гостю. Нам нужно осваивать керамическое производство, ведь оно сродни успешно развившемуся ювелирному производству нашей республики. Сегодня жизненно важно достучаться до сознания человека других культур, обогатив их сознание, обогащаясь духовно и материально самим. онтологический уровень этнокультурной динамики Пудов А.Г., к. филос. н., доцент ЯГСХА Задавшись поиском единой системы координат эволюции человеческого духа, нас непременно ожидает погружение на онтологический уровень. К сожалению, идеологические интерпретации на уровне искусствоведческих и культурологических рефлексий, на наш взгляд, не дают в полной мере понимания ситуации. Мы предлагаем интерпретировать культурную эволюцию через динамику циклов "символизация – десимволизация" в контексте параллели двух путей развития – культур западной и циркумполярной. Сравнительный анализ особенностей двух культурных ветвей удобно проиллюстрировать на следующей ниже схеме, отражающей основные тенденции развития европейской и северных культур. ![]() ^ Как видно из данной схемы, существенная разница основных тенденций развития европейской и этнических культур Севера начинается с III-го этапа. Замечаем, что в европейской культуре произошла органическая (внутрикультурная) демифологизация, или, другими словами, архаизация культуры, что по сути есть обнаружение символов, возврат к символической жизни сознания. Данный этап символизации в содержательном аспекте представлен в европейской культуре возникновением философии, христианства и сопряженных их символизму явлений художественного творчества. IV-м завершающим этапом является культурная формализация, осуществляющая трансформацию вторичных символических образований в доступные для широких масс людей символы более высокого порядка [1], псевдосимволы и просто знаки. Данная идеологическая интерпретация, проводимая с корреляцией к этническому менталитету, называется десимволизацией, осуществляемой той или иной этнической или национальной культурой. Как видно по схеме, развитие европейской культуры представляло два этапа десимволизации: 1) первичные символы мифологическая система (Д1); 2) демифологизация (вторичные символы философии и христианской веры) автоматизмы мышления (означивание, десимволизация) (Д2). Тенденция развития этнических культур Севера испытала следующую особенность. Так же, как в европейской культуре, существуют первые два этапа традиционного общества, отражающие существование первичных символов, их идеологическую переработку в мифологическую структуру, выполняющую регулятивную функцию. Напомним, что миф сопряжен с вторичным символизмом; вторичные символы узнаваемы людьми, но не понимаемы ими. Есть знание, даваемое мифологической системой, которое не дает человеку забыть о его принадлежности и статусе в мире. Но регулятивы, даваемые мифами, воспринимаются больше, как нормы и установки, не требующие своего понимания. Человек здесь не задается вопросом "почему это так?" Третий этап назван нами так же, как этап европейского пути развития, – "демифологизация", однако уже не внутрикультурная, а внешняя за счет перенятия позитивного знания и научного мировоззрения западноевропейской культуры. Этот этап отражает историческую судьбу многих евразийских народов, в том числе северян, испытавших культурное воздействие извне, со стороны пришлых народов, прежде всего русского этноса. Внешнее культурное воздействие проявлено как в духовной (религия – христианство, научные теории), так и в материальной сфере (способы производства и ведения хозяйства, артефакты). Следует отметить, что внешняя демифологизация не позволяет перевести вторичные символы как этнической, так и европейской, русской культур из области знания в область понимания. По этой причине III-й этап фиксирует вторичные символы как знание и нормы. Становится ясно, что этнические культуры испытали затяжной этап десимволизации (Д1, Д1). Большинство культурных феноменов обладало массовым характером с нулевым уровнем осознания в них вторичных символов и тем более отсутствием понимания первичного символизма. Однако следует отметить, что, по всей видимости, в период II-го и III-го этапов существовали и существуют отдельные личности, обладающие способностями фиксировать отношение между первичным и вторичным символизмом, что соответствует в труде М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорского [2] уровню владения магическими средствами. Без сомнения, сибирских шаманов можно отнести именно к этой группе людей. Четвертым этапом нами рассматривается перспектива, метафорически обозначаемая термином "циркумполярная цивилизация". Ее мы обозначили как символизацию сознания синтезом вторичных символических образований европейской и этнических культур Севера. На схеме видно, что этнические культуры для своего выживания и личного вклада в мировую копилку человеческих ценностей нуждаются в пока отсутствующем этапе перехода символизации от уровня III к уровню IV, обозначенной на схеме "С1". Европейская культура, в принципе достигшая таких огромных высот, обеспечила это наличием данного перехода между уровнями II и III. Сегодня необходима символическая жизнь сознания, символизация массового сознания, в отличие от интенсивно протекающей сегодня идео-мифологизации, преследуемой нас через политику и индустрию потребления. Задача заключается в том, чтобы современные деятели культуры находили свои новые способы воспроизведения символов в их неповторимости. Это явление нам бы хотелось назвать продуцированием неповторимого стиля, рожденного Севером, циркумполярной цивилизацией как "продуктивного механизма жизни" [3]. Этот стиль проявится в искусстве, затем в науке, технике и на конечном этапе – в бытовой практике. Проиллюстрировать предлагаемый подход можно на примере такового вида искусства, как театр. Существовали и существуют разные виды национальных театров: Комеди Франсез во Франции, Шекспировский королевский театр в Англии, Пекинская опера в Китае, театр Туонг – вьетнамская классическая опера, театр Ноо, Кабуки, Бунраку в Японии, алхимический театр жестокости Арто, театр Олонхо [4] и т.д. В глазах иностранцев данные театры определенно – диковинка, некий новый и неведомый ранее для них эмпирический опыт звука, света, жеста, мимики и движения. Для японцев же, их театр, например Кабуки, – это некая определенность, символ того, что мы как не японцы никогда не узнаем, да и сами японцы не все это понимают. Для них это тот самый "продуктивный механизм жизни" как нации, материализованное национальное бытие. Театр Олонхо – это символ. Для А. С. Борисова это однозначно – символ. С позиции теоретика искусства и субъекта национального самосознания, Борисов лично интерпретирует данный символ, отталкиваясь от псевдосимволической интерпретации символа "японский классический театр Кабуки". Театр Олонхо – это театр системы этнических мифов, и в данном аспекте, это "машина" воспроизведения (спонтанного) смысла этнических символов, не больше, не меньше. Для эпохи глобализирующегося мира – это способ воспроизводства и удержания на плаву этнического символизма, которого по объективным причинам расползающейся знаковой цивилизации становится все меньше. Данный театр есть единственная, известная нам в современном искусстве ниша, – этнообразующее ядро, в смысле жизни уникальных вторичных символов якутской культуры. Именно в описанном методологическом ключе нахождения критериев самоидентификации этнических видов искусства через этнические символы, будет, по нашему мнению, лежать создание подобных театру Олонхо "символических машин", выводящих нас во вторичную символическую систему того или иного этноса Севера. Следует отметить, что вторичный спектр этнического символизма заслуживает отдельной проработки и анализа, частично осуществленной в подготовленной автором статьи и профессором А. Г. Новиковым книге «Менталитет северян в контексте циркумполярной цивилизации» [5]. ^
Список некоторых работ доцента ЯГСХА, кандидата философских наук Пудова Алексея Григорьевича
1 См.: Гачев Г. Д. Лекция №11 // Национальные образы мира: курс лекций. М., 1994. 1 Чусовская В. А. Художественное образование в русле новой концепции развития культуры народов РС (Я) // Материалы круглого стола по обсуждению концепции творчества культурных ценностей РС (Я) от 12.11.2003. Якутск, 2004. С. 47. 2 Инновационного и прикладного в преобразовании "первой природы". 1 Потапов И. А. Художники Якутии. Л., 1983. С. 60. 2 Там же.
|